Нина Эптон - Любовь и французы

«Вправе ли молодая девица, которая сперва была нежно привязана к рыцарю, а затем вышла замуж за другого, обескураживать прежнего любовника и отказывать ему в обычных знаках своей благосклонности?» Виконтесса де Нарбонн с воодушевлением заявляет, что, по мнению суда и ее личному, «при вступлении в брак первоначальная связь остается в силе до тех пор, пока дама полностью и навсегда не откажется от любви».

«Рыцарь влюбился в даму, которая уже дала клятву другому, но она пообещала рыцарю, что будет к нему благосклонна в случае, если ее любовник оставит ее. В очень скором времени дама и ее любовник сочетались браком. Когда же рыцарь попросил ее исполнить обещанное, она отказала на том основании, что любовник ее не бросал». Элеонора Аквитанская в этом странном случае вынесла решение, достойное буквоеда-юриста, однако чувствуется, что и у нее на этот счет были сомнения: «Мы не дерзаем возражать против приговора, вынесенного графиней Шампанской, которая уже объявляла, что настоящей любви не может быть меж людьми, вступившими в брак. Поэтому мы говорим: пусть дама исполнит, что обещала».

Разведенные апеллировали к суду любви. В те времена, еще до того, как церковь преуспела в стремлении навести какой-то порядок в различных брачных обычаях, существовавших в разных провинциях, разводы были довольно обычным делом. (Иногда имели место и пробные браки. В 1297 году пара, принадлежавшая к благородному сословию, решила заключить брачный союз сроком на семь лет; при желании, по обоюдному согласию сторон, контракт подлежал продлению.) «Муж, разведшийся с женой, будучи разлучен с ней некоторое время, самым настойчивым образом просил ее о любовных утехах. Что она должна была делать, чтобы соблюсти правила куртуазной любви?» Ответ виконтессы де Нарбонн прозвучал не так сурово, как можно было бы ожидать: «Любовь меж людьми, которые были связаны брачными узами, а позже эти узы разорвали, что бы ни подвигло их на такой шаг, не преступна и не подлежит порицанию, а даже похвальна». {25} 25 Raynouard: Choix des poesies originates des troubadours (Paris,1817).— Примеч. авт.

Истинная куртуазная любовь, даже опасно близко соседствующая с адюльтером, никогда не была продажной (если игра велась по правилам, установленным выдающимися членами общества). Доказательство тому — случай, изложенный суду любви рыцарем, которому дама не отвечала взаимностью, несмотря на принятые ею от него бесчисленные дары. Рыцарь жаловался, что дама, принимая его подарки, позволяла ему питать ложные надежды. Королева Элеонора Аквитанская (бывшая одним из столпов суда любви) признала его правоту и открыто осудила даму за ее низкое поведение. «Даме следовало,— объявила королева,— либо отказаться от подарков, преподнесенных с целью добиться ее любви, либо вознаградить дарителя; в противном случае она не должна удивляться, если ее отнесут к числу продажных женщин».

Местами трактат Андрэ читается как альбом вырезок, и его восприятие ценностей колеблется между возвышенным и тривиальным (смущающая читателя особенность многих средневековых писателей). В одном месте автор говорит, что чистая любовь «возрастает, связывая чувством несказанного наслаждения влюбленные сердца... она состоит во влечении сердца и созерцании разума».

Затем, внезапно спустившись с небес на землю, Андрэ объявляет, что любовь приходит к концу, если один из влюбленных не помогает другому, будучи богатым, или если «любовник чересчур любит рядиться по пустякам».

Человека можно полюбить, утверждает он, за красивую фигуру, прекрасный характер и ораторское мастерство. Он снова и снова говорит о внимании к партнеру, уже ставшем к тому времени второй натурой французских любовников. «Предаваясь любовным утехам, не преступай границ желания твоего возлюбленного». И еще: «Обмениваясь ласками, никогда не забывайте о скромности».

В целом любовная психология Андрэ разумна, и у него можно найти готовые ответы на вопросы, которые и по сей день задают (говоря современным языком) редакторам женских журналов: «Что, если мужчина окажется неверен своей любимой — не потому, что ему пришла мысль найти новую любовь, а потому, что его довела до этого неукротимая страсть к другой женщине? Что, если он, к примеру, волею случая оказался с незнакомой женщиной в подходящем месте; что, если он встретил чью-то служанку или миленькую потаскушку в то время, когда Венера толкала его совершить то, о чем идет речь? Должен ли он только за то, что поиграл с ней на травке, лишиться привязанности своей любимой? Мы можем сказать, не опасаясь, что с нами начнут спорить, что за одно лишь это любовника нельзя счесть неверным своей любви, до тех пор, пока он не позволяет себе этого так часто и со столь многими женщинами, что его можно назвать чересчур любвеобильным». {26} 26 De Arte Honesti Amandi, пер. Дж. Дж. Пэрри (изд-во Колумбийского университета, 1941).— Примеч. авт. (Дать выход страсти, то есть похоти, как автор заметил раньше, означает создать препятствие для любви.)