Дина Кравчек - Кто такие эмо и готы. Как родителям понять, куда «вляпался» их ребенок

Только, смею вас заверить, все эти меры приведут к совершенно обратному результату. Ряды эмо и готов (и так уж совершенно помолодевшие) станут еще моложе, их число начнет стремительно расти, а трещина в отношениях между поколениями превратится в пропасть. Хотите этого? Тогда срочно принимайте законы, ограничивающие права нестандартной молодежи.

Случилось так, что одна озабоченная мама попросила меня провести воспитательную беседу с ее дочкой-готом.

– Дрянь всякую носит, волосы испортила, веснушки свела, глаза дикие, как у бездомной кошки, боюсь, наркотики употребляет, – таков был отзыв о ней.

И вот в назначенный день под предлогом передачи тома философа Канта внушающую опасение дочку отправили ко мне домой.

Звонок в дверь. Открываю. Стоит девчонка лет семнадцати, худенькая, стройная, с кислотно-синими волосами, сильно загримированным лицом и в длинной черно-фиолетовой юбке с кружевами. Стоит и листает моего Канта на лестнице. С интересом листает, по глазам видно. Я ее приглашаю зайти, попутно начинаю расспрашивать, что ее так в Канте заинтересовало. И неожиданно она сразу включается в разговор. Мы обсуждаем «Критику чистого разума». Час говорим, два, от Канта переходим на другие предметы. А через три звонит мне ее мать.

– Моя к тебе заходила? Видела, какая стала уродина? Сидит еще у тебя? Как сидит? Вы разговариваете? Ты с ней разговариваешь? Да о чем с ней говорить? О чем? Я не просила тебя философов обсуждать! Ты про дело с ней говори: чтобы волосы в естественный цвет покрасила и о наркотиках не думала. Как не будешь? Ты же обещала! Ты что тоже этот…как его…гот?

Трудно мне было объяснить маме этой девушки, что у человека есть право думать, как он думает, одеваться, как он одевается, и распоряжаться собственной жизнью, как ему кажется правильным.

Про наркотики мы, конечно, поговорили, но совсем не так, как предполагала ее мама.

– Вы тоже пробовали? – распахнула она глазищи. – Вам тоже не понравилось? А я думала, что одна такая ущербная. Даже травку не могу курить.

– А остальное?

– Я то, что по вене, и пробовать не стану, – покачала головой, – я, наверно, неправильный гот. Я крови боюсь и боли.

О, сколько, оказалось, эта девушка знает о готике! Нет, не о субкультуре, а об истории архитектуры, живописи, литературы. И стихи пишет. Явно готические: «на черном небе миндалевидным глазом смотрит луна мертвецов»… Красиво же, хотя и напыщенно! А мать заботится совсем о другом: почему тощая – не ест, что ли? И задает мне вопрос по одному из 38 осмеянных пунктов – готическая еда это кровь? Нда… И советует: ты ей вены-то проверь, а то я не понимаю, как выглядит след от укола – должен быть синяк или не должен? Нет бы ей сесть и поговорить со своим ребенком. Не о школьных успехах, не о предпочтениях в одежде, а исходя из круга интересов девушки – о поэзии, например, или об истории.

– Мама у меня хорошая, – между тем делится со мной гостья, – только недалекая. Да и какая у нее жизнь между работой и кухней?!

И совершенно безапелляционно делает вывод:

– Я такой не буду. Я умру молодой.

– Знаешь, – улыбаюсь, – в свои семнадцать я считала, что умру в двадцать пять. Думала, что в двадцать пять уже начинается старость. Специально ночью ходила на кладбище, подбирала могилу, в которой мне хотелось бы лежать. Нашла. Был там старинный памятник, кажется, еще восемнадцатого века. Очень колоритный – огромный крест, на котором сидит голубь. И надпись получитаемая – «всяк приходящий пред очи мои да благословен в молчании будет». До сих пор помню.

– Красиво, – соглашается девушка. – Но я умру, чтобы стать бессмертной и вечно молодой. Я очень боюсь постареть.

На это я ей ничего не возразила, потому что бессмысленно – с возрастом пройдет.

Мать девочки, которой я отчет о воспитательной беседе предоставила, так и не поняла, что это было. Но свой вывод она сделала: я с заданием не справилась. Знаю, что было у нее желание отвести дочку к врачу-психиатру, но тут за девочку вступился отец. Запретил.

Прошло два года, девушка стала студенткой, выбрала в качестве будущей специальности медиевистику. От готического имиджа не избавилась, но ей это очень идет. Иногда мы с удовольствием и интересом общаемся.

С эмо у меня контакта так и не получилось. И не потому, что я не старалась, а потому что внешне открытые и эмциональные, они не шли на такой контакт. Сказывалась все же разница в возрасте между эмо и готами. Разговор иссякал и быстро сходил на нет. Правда, как-то мне встретилась девочка-эмо из более старшего поколения – ей было уже шестнадцать лет. И то, что она мне сказала, удивило.