Иван Полуянов - Деревенские святцы

Каргополье или Тарнога, Кадуй или Подвинье — легко представить благовест по праздникам!

Из года в год плыл колокольный звон в день, когда окна особняков Троицкого проспекта Архангельска, Екатерининско — Дворянской улицы Вологды, помещичьих усадеб грязовецкой, кадниковской глубинки ярко светились огнями свечей и неслись детские голоса:

Да-да, елочку прежде наряжали к Рождеству.

Проникла она в трактиры, фойе театров, на вокзалы, а вот порог крестьянской избы оказался для нее высок.

Препятствие, наверное, в родословной колкой иголки. С заветов древности ель чтилась как душа жилища, душа семейного очага. Ель вышивали на полотенцах: утирайся, бывай здрав и благоденствуй. Елочку на счастье высаживали при закладке дома. Сруб увенчался кровлей — елочку, вероятно, переносили за околицу. Близ старинных поселений нет-нет и попадались хвойные рощи.

Чтили елочку, только живую. Срубленная «под самый корешок», не привилась она к северной деревне: пусть их, барчуки вокруг нее пляшут.

Ребята-школяры, смастерив из дранок, промасленной бумаги звезду, навещали подворья:

Бр-р, холод… Стужа на стужу, гвозди вон!

Зима сейчас, по описанию деревенских краснословов, «в медвежьей шубе, стучится по крышам и будит баб-хозяек топить печи». Заглянет зима в лес — «осыплет деревья инеем»; на реку — «под следом своим кует воду на три аршина»; припустит в поля — «за ней ходят метели, просят себе дела».

Ничего, «по зиме и лето». «Земля не промерзнет, летом соку не даст». «Сух январь — крестьянин богат!»

Крутят снежные бураны над Лешуконьем. В Холмогорах мороз «железо рвет, птицу на лету бьет». Сухонские Опоки — и волна поверх льда, ввысь курится стылый туман меж обрывистых береговых круч. Все ладом, все путем, раз на дворе «крыша зимы» и в деревнях святки. Славильщики ходят от избы к избе — у парней кушаки с кистями, шубы на борах, у девиц полушалки шелковые, цветастые, нерпичьи бурочки. Заведут величанье, чтоб пожаловали гостями в дом — терем твой златоверхий за тыном серебряным — жаркое солнце, ясен месяц, дробен дождичек; пожелают хозяину рожь ужинисту — «из колоса осьмина, из полузерна пирог с топорище долины, с рукавицу ширины»; хозяйке — большухе — чтобы коровы «сметаной доили, маслом цедили…» Щеки маков цвет, зубы белей березовой рощи — возглашает напоследок голосистая ватага:

8 января — Собор Пресвятой Богородицы.

В устных календарях — бабьи каши.

В этот день совершается соборное празднование в честь Богородицы. Без икон Божией Матери, бывало, дом пуст. Образов Пречистой, чудотворных и местночтимых, русское православие знает тысячи и тысячи. «Всех скорбящих Радость», «Живоносный Источник», «Спасительница утопающих», «Семистрельная», «Неопалимая Купина», «Утоли моя печали» — и за каждой своя история. Они приплывали по воде, их обнаруживали в лесной чаще, под корнями деревьев… А один святой Образ был найден иноком Соловецкой обители в пекарне. Дивное письмо, неповторимый сюжет: икону поместили в храме, нарочито воздвигнутом, молитвы перед нею творили, чудеса во имя Богородицы совершали, и получила она наименование — «Хлебенная — Запечная».

В «бабьи каши» воздавалась похвала повитухам, доморощенным акушеркам. Матери приносили им показать младенцев, слаживались застолья, с кашей для вящего почета. Придут и засидятся: чай да сахар, бабоньки!

9 января — Степаны.

В день, когда в храмах поминали первомученика архидиакона Стефана, по деревням мужики поили лошадей «через серебро», бросая в воду монетки. На могутность Сивок, Бурок, деревенских Каурок, на резвый ход весной в борозде с сохой-бороной.

Святки делились надвое: с 7 по 14 января — веселые, золотые, с 14 по 20 января — страшные вечера.

Повсюду гостьба: родня у родни, деревня у деревни, а то «свозы» — смотрины невест.

Площадь перед церковью запруживают конские упряжки: сбруя в начищенных бляхах, дуги расписные, санки вятские с козырями. Девок, девок-то: славутницы, одна другой краше! И мамаши тут, будущие тещи, и папаши — за кушаком кнутовье. Вид делают, что к обедне приехали.