Сергей Аверинцев: Духовная традиция Восточной Европы и ее вклад в формирование новой европейской идентичности

Сегодня европейцы Востока очень разные, не только по сравнению с Западом, но даже друг по сравнению с другом, один народ очень непохож на другой; и поскольку моя сегодняшняя тема — духовность, необходимо учитывать также и степень самобытности ( identità ) различных исповеданий.

Я не могу сейчас подробно говорить о каждом народе или культуре восточной Европы, поэтому мне придется остановиться, более или менее произвольно, только на одном аспекте более широкой темы. Мы ни в коем случае не должны забывать о той земле на юге Восточной Европы, которая стала некогда семенем всей Европы: я говорю о Греции. Важнейшие для меня духовные переживания, связанные с этой страной, сосредоточены в греческой православной литургии — воплощаясь в образе священника со святого острова Патмос, который в течение недели живет как затворник, в воскресенье совершает литургию и принимает исповеди, после чего возвращается в свой затвор — я не говорю о множестве других незабываемых впечатлений. (Мне кажется, что Запад, как это часто бывает в делах мира сего, в своем вполне понятном восторге от сближения с Турцией, гораздо более перспективным партнером, выказывает уж слишком мало уважения к этой бедной и слабой стране и к чувствам ее народа. Прошу простить мне крайнюю откровенность, но мне жаль, что грекофильство прежних дней, толкнувшее некогда лорда Байрона воевать за свободу греков, всецело ушло в прошлое!)

Сегодняшняя Греция, исторический символ европейской идентичности, — особая тема. То же надо сказать и относительно более северных стран Восточной Европы — прошу прощения у граждан сопредельных государств, но я никак не могу представить себе Европу без романов Достоевского и Толстого или без музыки Шопена. Поэтому я буду говорить главным образом о России, родине Достоевского, и о Польше, родине Шопена. Россия и Польша! В ходе истории между этими странами случалось много конфликтов, главным образом политических, коренящихся в XV и XVII столетиях в соперничестве между Краковом и Москвой, двумя столицами, двумя потенциальными центрами одного и того же «геополитического процесса», но вскормленных, кроме всего прочего, еще и конфессиональными различиями. Русский народ, православный, известен своей приверженностью византийской традиции; он подарил миру, помимо множества прекрасных икон, книгу под названием «Путь паломника», аскетическое руководство по умной молитве, переведенное на все основные европейские языки, и другие творения так называемых «старцев», монахов, наделенных даром духовного зрения и мудрости, традицию, свидетельство которой мы встречаем в «Братьях Карамазовых» Достоевского. Что касается Толстого, хотя в конце своей жизни он действительно переживал серьезный конфликт с православной церковью, его строгий морализм находил для себя образец в вере простых русских крестьян. Что же до верующих поляков, это истовые католики, чья вера проникнута настоящей страстью; то, что нынешний Папа Римский, который так много сделал для преодоления холодной войны и раскола Европы на две части, поляк, далеко не случайность. Его родина заслужила это. Вот эта очень подлинная и глубоко эмоциональная ревность польской нации в католической вере находит убедительное отражение в польской литературе, особенно в поэзии, начиная с великого поэта XVII столетия Яна Кохановского — известного своим поэтическим переложением псалмов — через классический период XVIII века, и вплоть до наших дней, когда Польша рождает прекрасного поэта-священника Яна Твардовского, выражающего свой духовный опыт очень сдержанно и скромно, но не без тонкого юмора. И он вовсе не одинок, кроме него есть и другие.

Да, в эпоху религиозных конфликтов исторические отличия между двумя традициями обретали губительную остроту, вплоть до появления мучеников с той и другой стороны. Отрицать это невозможно. Но даже в самые тяжелые моменты возможность религиозных контактов остается реальной. Капелла Ягеллонов в Кракове гордится фресками русских мастеров; в русской (и украинской) духовной литературе XVII века мы находим многочисленные отзвуки польской католической духовности. Я упомяну лишь одно имя, но имя великое: св. Димитрий Ростовский (Туптало) (1651–1709). Он был иерархом Русской православной церкви украинского происхождения, очень значительной фигурой в анналах русского богословия и духовности, но также в истории нашей литературы. Св. Димитрий Ростовский был первым драматургом, принявшим за образец знаменитые иезуитские каноны литургической драмы. Он вел аскетический образ жизни в суровой бедности, не имея ничего, кроме удивительного собрания книг — главным образом латинских и польских! Не только на поэзию, но и на его духовность сильно повлияло прекрасное знание католических авторов. Оставаясь последовательно и искренне православным и храня глубокую верность епископу своей церкви, он имел смелость не только открыто защищать некоторые пункты католического вероучения (явление очень обычное в среде тогдашнего украинского православия), но даже почитать св. Клару Ассизскую, высочайший пример женской добродетели, и переводить в частном порядке такие типично католические молитвы, как Anima Christi . И все это было возможно в эпоху очень резких религиозных конфликтов! Вы видите, что диалог между христианами различных конфессий вовсе не идеологическое изобретение нашей экуменической эпохи: этот диалог был необходим в любую эпоху, поскольку он являет собой обмен духовным опытом, необходимый для плодотворной богословской деятельности сознания. Св. Димитрий был, возможно, наиболее значительным примером рецепции католических влияний в среде просвещенного православия, но примером не единственным. Среди русских святых, столетиями прославляемых и почитаемых Русской православной церковью, есть и другие примеры открытости навстречу духовному опыту западных братьев, и католикам, и протестантам. Великий аскет и писатель, святой Тихон Задонский (1724–1783), — явившийся олицетворением русской духовности, богослов сострадания по преимуществу и прообраз того типа святости в литературе, который воплотил старец Зосима из «Братьев Карамазовых» Достоевского — с большим воодушевлением читал трактаты немецкого лютеранского мистика Иоганна Арндта (1555–1621) и англиканского теолога Джозефа Холла (1574–1656); он приспособил их благочестивые сочинения для русского православного читателя. В ту же самую эпоху греческий монах Никодим Святогорец (1749–1809), выдающийся знаток греко-православной духовности, составитель «Добротолюбия», гигантской антологии византийских духовных сочинений, обращался также к текстам католического благочестия и опубликовал знаменитый перевод сочинения «Духовная брань» ( Combattimento spirituale ) кьетинского монаха XVI века Лоренцо Скуполи. Это руководство по аскетике было затем переведено с греческого языка на русский и стало невероятно популярным в монашеской среде, но ценилось и такими людьми, как Лев Толстой.