Джерри Бутлер - Непристойный талант, или Исповедь мужчины-порнозвезды

Когда я слышал, что отец возвращается, я пугался и старался побыстрее вынуть пленку. Сначала я слышал, как он выходит из машины. Затем я слышал, как поднимается капот. Я знал, что отец всегда открывает капот, перед тем, как припарковать машину. Он размыкал контакты зажигания, чтобы никто не мог украсть машину. Он даже оставлял записку на лобовом стекле: «Если вам нужна машина, провода наверху, в квартире 4-С». Когда я слышал хлопок закрываемого капота, у меня оставалось около 25 секунд до того, как он войдет в дверь. Времени едва хватало, что убрать все на место. И я всегда что-нибудь портил. Или клал пленки не в те коробки, или не закрывал линзы чехлом. Иногда Джон Холмс «наносил на лицо» крошки шоколадного печенья и становился похожим на черного парня с большим белым пенисом! Отец никогда не видел, как я мастурбировал, но он всегда знал, что я снова подходил к проектору. «Должен сказать, что ты трогал мои вещи», — говорил он. Если бы вы взяли карандаш номер 2 и карандаш номер 3 и поменяли бы их местами, он бы все равно узнал.

Первый мужской фильм, который я посмотрел, показывал женщину, которую насиловали пять парней на аллее. Я не помню, кто ее играл, но она была восхитительно неряшлива. Лицо этой женщины было грубо размалевано — вокруг глаз были пятна синего цвета, губы густо намазаны красным. Она была в мини-юбке, белых ботинках и красном топе. Эти парни действительно совокуплялись с ней. Сначала ей это не нравилось, но потом она вошла во вкус. Конечно, фильмы были без звука, но вы и сами бы увидели когда она активно включилась.

Когда я прокручивал фильмы в проекторе, пленка часто выскакивала. Я не мог ее правильно заправить, в конце концов, мне даже не было семи лет. К тому времени когда фильмы смотрел мой отец, ничего уже не оставалось, кроме титров! Все находилось на полу моей комнаты, разрезанное на кусочки. Можно сказать, что я и изучал монтаж фильмов, и мастурбировал одновременно. Иногда мне приходилось вставлять карандаш туда, либо сюда, чтобы заставить проектор крутиться. Эта техника служила для моего удовольствия.

У моего отца были также порнографические открытки. Я помню, что на одной открытке была женщина, похожая на Сюзанну Дей, на другой — на Адрианну Барби. В восемь лет я взял за обыкновение воровать порнооткрытки отца и самостоятельно продавать их соседским детям. Когда отец поймал меня, он не мог ругать меня, предварительно не отругав себя. Он был порноброкер. Это его способ зарабатывать деньги превратил меня в сексуального фанатика.

Оглядываясь назад, я должен сказать, что я, как ребенок, не хотел целиком погрузиться в мир порнографии. У меня оставалось довольно много времени, чтобы играть с Дж. Ай. Джой, это точно. Но я стремился достичь сексуальной зрелости. Просмотр этих фильмов можно оправдать только тем, что я находился среди взрослых, но то, что случилось, случилось потому, что я стал более закрытым, более одиноким. И этот маленький проектор стал для меня чем-то вроде компьютера: я наполнялся любой сексуальностью, какую только можно представить, всех различных мужчин, всех различных женщин, всем, в чем я нуждался.

Немного истории семьи Сидерманов. Мой дедушка Сэм был сводным братом Льва Троцкого. У них была одна мать, но их пути, конечно, разошлись. В то время, как Лев был в отлучке, свергая русского царя и ругаясь с парнем по имени Сталин, Сэм был поющим официантом в Бодвок на Кони Айленде, работая вместе с Джимми Дюрантом и Эдди Кантором.

Как вы уже могли догадаться, мой отец еврей. Моя мать еврейка наполовину, то есть не по крови, а обращенная. На самом деле ее мать была немецко-ирландского происхождения, а отец — индеец из племени чероки. Но маме недавно исполнилось 50, а я уверен, что любая женщина после пятидесяти автоматически становится в какой-то степени еврейкой. И нет вопроса. Внешне моя мать — христианка. Но снимите внешний налет, оденьте ее в халат и она закричит, «Где бублики? Оставьте меня, наконец, одну!» Она всегда ищет распродажи или беспокоится о том, хватит ли молока для утреннего кофе.

Я знаю, моя мама меня любит. Но, по какой-то безумной причине, каждый раз, когда мы начинаем спорить, она говорит такие вещи, которые опустошают меня. Конечно, как и в каждой семье, мы иногда говорим друг другу ужасные вещи. Не поймите меня неправильно, я очень люблю свою мать. Чистую нежную любовь, вот что я испытываю к ней. Мой отец более образованный, более земной. Он начал работать у Натана в 20 лет и достиг должности менеджера. Тогда ему было почти 40. Она прекрасно защищена. Ее мало что интересует вне семьи. Она бросила школу в 14, вышла замуж в 15, родила мою сестру в 16. Мой отец на восемь или девять лет старше ее и мама всегда от него зависела. Казалось, она всегда говорит: «Пожалуйста, руководи мной»