Прихожу в кинемо; надеваю на душу
Для близоруких очки; сквозь туман
Однобокие вальсы слушаю
И смотрю на экран.
Я знаю, что демонстратор ленты-бумажки
В отдельной комнате привычным жестом
Вставляет в аппарат вверх тормашками,
А вы все видите на своем месте…
Как перевертывается в воздухе остов
Картины и обратно правильно идет,
А у меня странное свойство –
Я все вижу наоборот.
Мне смешно, что моторы и экипажи
Вверх ногами катятся, а внизу облака;
Что какой-то франтик ухаживает,
Вися у потолка.
Я дивлюсь и сижу удивленно в кресле,
Все это комично; по-детски; сквозь туман
Все сумасшедше; и мне весело
Только не по-Вашему, когда я гляжу на экран.
(«Рюрику Ивневу» – из книги «Экстравагантные флаконы»)
Он же в одном из своих стихотворений не упустил возможности изобразить движение лифта:
Поднимаюсь на лифте… В гробу фарфоровом
Вы лежите утонченней!
(«Панихида» – из книги «Романтическая пудра»)
А еще один стихотворец левого толка, Илья Эренбург, в своей парижской книге стихов «Будни», явно зависимой от практики ругаемых им в ту пору футуристов, ухитрился посвятить целое стихотворение транспортному средству, которое в России в 1910-е годы вообще отсутствовало:
Под землею было душно, пахло мылом,
Душно было, страшно, тяжело,
Поезда, скользя по черным жилам,
Выбегали и шипели зло.
(«Мэтрополитен»)
Зато автомобили в стихах петербургских и московских поэтов, как правило, изображались в качестве давно привычной, а иногда – изрядно поднадоевшей детали городского пейзажа. Так они описываются в финале «Петербургских строф» О. Мандельштама:
Летит в туман моторов вереница;
Самолюбивый, скромный пешеход –
Чудак Евгений – бедности стыдится,
Бензин вдыхает и судьбу клянет!
И у мандельштамовского эпигона И. Евдокимова:
Промчится моциклетка
Со свистом в полный ход,
Под Троицкую сетку
Проскочит пароход.
Куранты крепостные
Проплачут над Невой,
Буксиры винтовые
Затянут встречный вой.
Вдыхаю гарь бензина,
И морщусь, и кривлюсь…
Быть может, под машину
Я на торец склонюсь!
(«Прогулка») [29]
Сходно автомобили изображались многими другими столичными авторами, причем почти всегда подчеркивалось, что их много, что они шумны и что они суетливо быстры, как сама современность:
Не красным Клаусом старинного поверья,
В щеголеватом новеньком пальто
Идет в толпе. Навстречу шляпы, перья.
Грохочут фьякры, фыркают авто.
(Н. Брандт «Прогулка палача»)
Скользят коляски; мимо них,
Гудя, летят автомобили;
Но строго, у коней своих,
Литые юноши застыли.
…………………………
Гудя, лети, автомобиль,
В сверканье исступленных светов…
Вдали Адмиралтейский шпиль
В огне закатном, фиолетов.
(В. Брюсов «Вечернее катанье»)
Вереницы экипажей,
Камионы, автобусы,
И трициклы, и моторы,
Вкривь, и вкось, и вдоль, и в ряд;
Рев гудков, и брань, и споры,
И бубенчики, как бусы,
С шеи кляч спадая, в раже
Необузданном звенят.
(С. Рафалович «Бульвары»)
Люди шли, неслись машины,
Мир рождался, умирал…
Но покой хранил старинный
Неизменный, старый зал.
(А. Струве «В этом доме есть колонны…» – из книги «Отражения»)
Бульварных ясеней вершины
Шуршат… Внимаешь чей-то шаг ты,
Потом в ответ шипящим шинам
– Копыт отчетливые такты.
(В. Эльснер «Пантомима»)
Ветер взносит хлопья пыли
С едкой, грязной мостовой,
И жужжат автомобили,
Как густой осиный рой.
(И. Эренбург «Сумерки» – о Париже)
Чтобы остраннить автомобиль и воспеть его как удивительную диковинку, понадобилась неуемная энергия провинциальных русских куплетистов:
Летит стрелой автомобиль,
Пуская смрад, вздымая пыль,
На нем купец Н. Н. несется,
Вдруг крик – в крови прохожий бьется,
Автомобиль свалил его…
Купца в участок тащат прямо.
Суд, штраф и гласность… ничего!
Зато – прекрасная реклама!
(В. Кауш «Реклама»)
Везде и всюду разговор:
«Испортился уже мотор;
Нет в городе больше гула –
Фортуна его заснула…»
(П. Налим «Везде и всюду разговор…»)
В экипаже на колесах шины,
И в кредит он выписал машины,
Все по городу хлопочет,
И под нос себе бормочет:
Тресни, но держи фасон.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу