Олег Лекманов - Русская поэзия в 1913 году

И видит в том лишь утешенье,
Чтоб, путь избрав разнузданных газет,
Правительство на целый мир ославить,
Себя на пьедестал поставить,
Сказав еврею – «Я кадет!»

Не по душе нам песенки
Городские, холодные…
У нас свои есть песенки –
Сердечные, народные!

От родных полей,
От родных лугов
Увезли меня
С молодых годов –
В город, в сторону
Чужедальнюю,
В люди отдали,
В жизнь печальную.

Носится облако пыли и смрада,
Грудь надрывается – нечем дышать.
В поле уйти бы от этого ада,
Дальше б куда убежать.

От электрического света,
От шумной уличной тоски
Нашел я отдых у поэта,
В предместье, в доме у реки.

К гнилым и кривым телеграфным столбам
Подтяжки, подпорки все ставятся,
Не новость – друзья, безобразие нам,
Но думать об этом не полагается.
С яичного склада желоб спущен,
В Чечеры помои сливаются;
На это нашел архитектор закон,
Где думать об этом не полагается.

Плит тяжеловесных мерные квадраты.
Золотые вывески над узором штор.
Цифры прейскурантов, пальцы и плакаты.
Мраморные доски обществ и контор.

Полутьма, полусон. – Разговор у «кафе».
Изнуренные тени летят в «кабаре»,
Изнуренные тени снуют по Морской,
И над городом виснет задор напускной
С бесконечной тоской.

Стаканы опенены пивом.
Вобла, горошек, сухарь.
Желтая, сизая, серая гарь.
Стойка с лиловым отливом.

О, город сумрачный, холодный и туманный,
Я проклинал тебя, но я тебя люблю!..
О, мрачный исполин, чудовищный и странный,
Ты задушил в своих камнях мечту мою!

Здесь груды валенок и кипы кошельков,
И золото зеленое копчушек.
Грибы сушеные, соленье, связки сушек,
И постный запах теплых пирожков.

Домики с знаком породы,
С видом ее сторожей,
Вас заменили уроды
Грузные в шесть этажей.

Душа младая отлетела,
Но прах лежит еще в цветах,
И смерть на нем запечатлела –
Последний ужас и свой страх!
Рука с ревóльвером вздрогнýла…
Раздался выстрел… – смерть в виске!..
Она последний раз вздохнула
Здесь в ужасающей тоске!..

Белоснежною рукою
Она перекрестилась
И тут скрылась под волною.
С горя утопилась.

Шутка была для него роковой.
Вынесть не мог он, – покончил с собой.

Фельдфебель, взводный, где вы были,
Когда он в муках изнывал?
Вы дух устава позабыли:
Никто в нем сына не видал.

Последний раз привет бросаю,
Прости мой мир угрюмых дум,
Иду туда, куда не знаю –
Сомненье жжет – слепой самум…

И будущее кажется вам пошлым…
Чего же ждать? Но – морфий или выстрел?..

Тяжела ль была жизнь беспросветная,
как осенняя, мрачная мгла,
иль глубокая грусть безответная
тебе камнем на сердце легла?