Array Коллектив авторов - Исследования в консервации культурного наследия. Выпуск 3

Все эти данные являются весьма веским основанием для того, чтобы усомниться в доминирующей сегодня точке зрения на происхождение древнего иконостаса Благовещенского собора Московского Кремля. Намеренно не затрагивая различные соображения по поводу стилистических, иконографических, историко-культурных особенностей этого комплекса, попробуем, опираясь на известные документальные сведения по истории перестроек Благовещенского собора, а также на данные о размерах икон, особенностях конструкции их основ, просто сопоставить их с историческими фактами бытования иконостаса.

После исследований архитекторов и археологов, проведенных в 1960–1970-х гг., стало доказанным фактом, как уже отмечалось, что Благовещенский собор Московского Кремля был небольшой бесстолпной одноапсидной церковью. Если считать, что его выстроили между серединой 1360-х годов и 1393 г., в чем все исследователи единодушны, то надо признать, что храм мог простоять без деисусного и праздничного рядов (то есть без иконостаса в несколько ярусов) около 40 лет. Объяснений этому факту в данном сообщении мы искать не будем. Однако отметим это, как вероятную аналогию к истории создания знаменитого деисусного чина из Звенигорода.

Вероятно, в начале 1390-х гг. в Москву приезжает уже прославленный на Руси византийский художник Феофан Грек. По летописным сообщениям известно, что в 1395 г. он расписывал вместе с Семеном Черным в Кремле церковь Рождества Богоматери, которую построили по заказу великой княгини Евдокии. В 1399 г. Феофан «со ученики» создал настенную роспись и, возможно, иконостас Архангельского собора. Вероятно, именно в это время могли состояться первые контакты знаменитого грека и монаха-иконописца Андрея. К сожалению, точно это установить, видимо, никогда не удастся. В 1405 г. они и старец Прохор из Городца украсили настенным «письмом» великокняжеский московский Благовещенский собор. В этой небольшой артели, которую возглавил Феофан Грек, странным является то обстоятельство, что Прохор явно не был москвичом, его пригласили в столицу Московского княжества для художественных работ и, скорее всего, не без согласия самого Феофана, а не исключено, что по его личной просьбе. Для украшения великокняжеской домовой церкви власти, наверняка, должны были использовать лучших мастеров, что подтверждается участием Феофана в исполнении этого заказа. В то время он, вероятно, был одним из самых высокооплачиваемых художников на Руси (Феофан единственный, например, из этой артели, кто мог себе позволить использовать дорогостоящую краску ультрамарин). В связи с приведенными соображениями невольно напрашивается вопрос: неужели в столице Московского княжества в то время не хватало своих опытных и талантливых мастеров? Попытку на него ответить никак нельзя исключать из анализа стоящей перед нами проблемы. Вполне вероятно, что очень хорошие художники, имеющие значительный опыт работы (особенно мастера настенного письма), учитывая реалии того времени, были действительно наперечет. Не исключено также, что Феофан мог быть знаком с Прохором ранее. Если признать, что старец происходил из Городца на Волге, который расположен недалеко от Нижнего Новгорода, то они могли встречаться в период работы Феофана в Нижнем.

Если исполнение настенной росписи Благовещенского собора в 1405 г. этими мастерами твердо установлено согласно летописному известию, то создание икон алтарной преграды вызывает серьезные сомнения. Однако, сохраняя выбранный принцип анализа, отмечу одно очень важное обстоятельство. При исследовании красочного слоя сохранившихся икон благовещенского «Деисуса» и «праздников», которое проводила М. М. Наумова в начале 1980-х гг., было установлено, что по пигментному составу (особенно показательны здесь санкири) и приемам письма эти иконы четко делятся на три группы, как и по стилевым особенностям. Один мастер, по манере работы византиец, написал все или, по крайней мере, большинство центральных деисусных икон, кроме мучеников, а два русских художника создали праздничный чин, работу над которым поделили практически пополам {24}. Некоторые исследователи склонны не связывать отдельные деисусные иконы с творчеством основного исполнителя чина, но общее руководство и львиная часть работы остается за греческим художником. Если считать что древние ряды из благовещенского иконостаса относятся к одному комплексу, то резонно возникает следующая мысль. Если эти иконы написали не Феофан, Прохор и Андрей Рублев, то надо быть уверенным в том, что рядом с ними в то же время существовала другая подобная артель мастеров, которую тоже возглавлял выдающийся византийский мастер, и в состав которой также входили два высококлассных русских иконописца. Независимо от популярной сейчас версии происхождения этих чинов из различных храмов следует также отметить тот факт, что написавшие «праздники» два, как считают многие исследователи, неизвестных русских мастера задали образец для исполнения икон праздничных ярусов других церквей, которому, как оказалось, в дальнейшем следовали и два гениальных художника, трудившихся вместе чуть позднее – Даниил и Андрей Рублев.