Василь Быков: Круглянский мост

– Вот где они! А я искал, искал...

– Чего искать? Вон кухня.

Степка сразу догадывается, что это за ним. Но почему Данила?

– Ну, где он? Сидит?

В земле гулко отдаются шаги, оба с часовым они идут к яме, и вскоре Степка видит над собой знакомые взъерошенные космы Данилы. Ну, что ему еще надобно?

– Во посадили! Как волка, а? На, поесть принес.

В яму свешивается на проволочной дужке переделанный из какой-то жестянки котелок, на краю его свежий, едва подсохший потек кулеша. Запах съестного сразу забивает все другие, затхлые запахи ямы. Степка, ощутив минутную радость, перенимает котелок, зажимает его между колен.

– Ложка, наверно, есть?

Ложка у него есть, он тут же достает ее из кармана – свою давнюю алюминиевую кормилицу с коротко обрезанным черенком, – отирает пальцами сор и начинает есть. Данила садится на краю ямы. Рядом стоит часовой.

– Знаю я этого Бритвина, – говорит часовой. – Занудливый, не дай бог. Вон зимой Маланчука в Подосиновиках застрелил. Будто за нарушение дисциплины. Подлый он.

– Подлый, да, – легко соглашается Данила, и Степка поперхнулся от удивления: смотри, как быстро переменил мнение! Он коротко поглядывает снизу вверх: Данила не спеша крутит папироску, его черное заросшее лицо сегодня непроницаемо.

– Говорят, подрались? – спрашивает часовой.

– Было, – неопределенно отвечает Данила. Судя по его настроению, рассказывать, как и что произошло вчера, он не намерен.

– На этой проклятой войне все бывает. Ты, может, на закурку богат?

– Где там! Мусор собрал.

– Так бычка оставишь. А то два дня не курил – уши опухли. С такими, как этот Бритвин, лучше не задираться. Ну их! Что нам, больше всех надо? Делают как знают, черт с ними.

– Ну, – коротко подтверждает Данила, напустив в яму дыма.

Разговор не клеится, часовой ждет бычка, и Данила с жадной поспешностью дотягивает папироску.

– На, кури.

Кончиками пальцев часовой берет у Данилы окурок и отходит. Данила молча и тяжело смотрит, как Степка выскребает котелок.

– Ну, поел?

Степка молчит: что ему разговаривать с человеком, от которого неизвестно чего ожидать.

– Бритвину операцию делать будут. Сказал, чтоб тебя привел.

Еще чего не хватало! Что ему делать у Бритвина – ругаться разве? Но ругань уже окончена. Теперь дело за начальством, оно все и решит. В его руках судьба Степки.

– Доктор говорит: плохо целил, – продолжает между тем Данила. – Еще бы на сантиметр – и конец!

Черт с ним! Это сообщение Степку ни радует, ни печалит. Совсем он не целил. Если бы целил, то доктор, наверно, не понадобился.

– И это самое... – Данила почему-то оглядывается, хотя рядом никого нет, и немного тише гудит над ямой: – Говорил, на тебя не обижается. Ну, выпили, понятное дело... Если по-хорошему, так можно договориться.

Степка поднимает голову.

– Это как?

– А так, значит. Сказать, что ненароком. Случайно, мол, автомат выстрелил. А про Митю, того, молчок. Взорвали, и все.

– Ну уж нет! Пошел он в одно место!

– Это самое... Нехорошо ты, – настойчиво ворчит Данила. – О себе подумай. А то приедет комиссар...

– Пусть едет!

Данила сверху внимательно, будто даже в недоумении, смотрит в яму. Степка встает и ставит порожний котелок возле его сапог.

– Пусть едет! Я не боюсь.

Данила крутит головой, вздыхает. Весь его озабоченный вид свидетельствует, что он не одобряет парня.

Молча посидев, он поднимается, обрушивая в яму землю, потом подбирает котелок, поправляет на плече оружие. И Степка только сейчас видит у него свой ППШ. Значит, уже и вооружился! Степка садится на прежнее место. Что-то твердое и спокойно-уверенное уже овладело им и не исчезает.

– Нехорошо ты удумал. Жалеть будешь, – ворчит Данила.

– За меня не бойсь.

– Да мне что!.. Вот отпуск обещали. А теперь...

Он не договаривает, озабоченно смотрит в сторону, наверно на часового поблизости, и Степка догадывается, что он имеет в виду. Теперь, когда они не сговорились, отпуск у Данилы наверняка сорвется.

И правильно, что сорвется.

«Отпуск – за что? Кто действительно заслужил его, тех уже нет. А этому за какие заслуги?» – думает Степка. Нет, ничего у них с Бритвиным не выйдет. Степка виноват, его безусловно накажут, но прежде он расскажет, как все это случилось, и назовет Митю.

Комиссар разберется.

Пусть едет комиссар!

1968 г.