Василь Быков: Круглянский мост

Когда Степка выскочил на опушку, те двое, пыля сапогами, уже бежали по ниве – впереди Бритвин, а позади в десяти шагах от него Данила. Они снова не подождали парня, а он все больше отставал: склон тут кончался, начиналось ровное место, бежать по которому у него просто не было сил.

И все-таки он бежал, горячечно дыша раскрытым ртом. Автомат придерживал рукой под мышкой, не давая тому бить диском о бок. Степка совсем выдыхался, и чем меньше у него оставалось сил, тем все большее раздражение поднималось внутри – будто его нарочно хотел кто обидеть. Однако он знал, что не нарочно, что в самом деле надо было как можно скорее смываться, но не мог сладить со своею досадой и, вдруг остановившись, крикнул:

– Да стойте вы!

Они оглянулись, замедлили шаг и, достигнув кустарника, нерешительно остановились. Бритвин, видно тоже не сдержав злости, раздраженно прикрикнул:

– Давай скорей! Ну что ты гребешься, как баба?!

Усталым шагом Степка наконец догнал их. Неприязненно избегая их взглядов, увидел вспотевшее лицо Бритвина, оживленное риском и азартом.

– Не смотрел, не догоняли? – спросил Бритвин, когда он подошел ближе.

Степка нарочно не ответил – он просто не мог разговаривать с ними и даже избегал взглянуть им в глаза, его мучил вопрос: где они были? Он чувствовал себя совершенно одураченным: ведь он почти уже поверил в Бритвина, в его волевую решимость и боевой опыт и уже склонялся в душе к тому, чтобы отдать ему предпочтение перед Маслаковым.

Наконец все вместе они сунулись в негустой мелкий орешник. Под ногами шастала прелая листва да похрустывали опавшие ветки. Через минуту Бритвин снова обернулся к Степке:

– Контузило, что ли?

– Ничего не контузило!

Не останавливаясь, Бритвин на секунду задержал на нем придирчивый взгляд и скрылся за кустом. Выскочив по другую его сторону, заговорил с напускной лихостью:

– Здорово, а? Грохнуло, что, наверно, в Круглянах стекла выскочили.

Данила на бегу повернул к ним свое косматое, с простовато-радостной ухмылкой лицо.

– Ну.

– Порядок в танковых войсках!

Они радовались – что ж, было чему. Среди бела дня, под носом у немцев рванули мост – разве не причина для радости? Особенно для Бритвина, да и Данилы тоже.

Вскоре Бритвин перешел на шаг, тем более что впереди начиналось полное воды болото, которое надо было обойти. Данила теперь не выбирал пути, держа напрямик, лишь бы подальше от Круглян, глубже в лесную глушь. Так было всегда: главное – как можно дальше отойти от того места, куда должны были кинуться полицаи.

Степка давно уже хотел остановиться, перевести дыхание да что-то сделать со своим сапогом, потому что на каждом шагу цепляться подошвой стало мукой. На правой ноге к тому же сильно болела пятка, наверно, стер до кости. Опустившись наземь, он с усилием стащил с ноги развалившийся сапог и; не зная, как сладить с подошвой, со злостью швырнул его в ольшаник. Затем то же сделал и с правым, который отбросил в другую сторону. Дырявые, сопревшие портянки, когда-то отодранные на хуторе от полосатого рядна, поднявшись, раскидал ногами.

Впереди с винтовкой на плече недоуменно оглянулся Данила.

– Гы? Ты что надумал?

Степка закинул за плечо автомат. Босым ногам стало куда как легко и неожиданно холодно на сыром непрогретом мху, трава щекотно заколола подошвы, но не беда. «Давно бы так», – подумал он с невеселым облегчением.

Данила с Бритвиным, однако, молча стояли, уставясь на него. Бородатый партизан был явно озадачен его поступком.

– Сдурел, что ли? Зачем ты кинул?

– Иди, подбери!

И Данила действительно полез в кустарник, нашел его левый, более справный, сапог и по-хозяйски, с интересом ощупал подошву.

– Хороший сапог! Если союзки новые... Бросает, ха!

– Ты зачем это? – нахмурился Бритвин.

– Рваные же. Не видели?

Данила, однако, слазал в болото и за другим сапогом. Подошва в нем совершенно отвалилась и висела, ощерив ряд проржавевших, густо набитых гвоздей.

– Починить если, так носить да носить.

Аккуратно сложив сапоги голенищами, он начал запихивать их за широкий немецкий ремень. Степка исподлобья бросал неприязненные взгляды на его ладные маслаковские кирзачи и телогрейку, почти новенькую, правда, с подсохшим пятном на груди.

– А ну сейчас же надень сапоги! Ты что? – со строгостью напустился на него Бритвин, наверно, уже совсем чувствуя себя командиром. – Через час слезами заплачешь. Тогда что, понесем тебя?

– Не бойтесь, не понесете. Его заставите.