Анатолий Гончаров - Удар пламенной кобры

Три беглых олигарха - Березовский, ‘ Гусинский и Невзлин молили о ту пору каждый своего бога, чтобы стал Михаил Касьянов президентом России вместо клятого Путина. Было бы их четыре «тарабарских короля», но Ходорковского закрыли в Матросской Тишине, так что на одного, молящего стало меньше, и это хорошо, поскольку каждый из них видел Касьянова своим карманным президентом.

И вдруг обнаружилось, что расстегнут еще один карман, принадлежавший оседлому олигарху Михаилу Фридману - неприлично оплывшему 42-летнему главе попукриминального консорциума «Альфа-груп» и вице-президенту Российского еврейского конгресса. Следовало думать, что заслуги Кошкодава перед Касьяновым имелись весомые, а иначе с чего бы сложилось то, что сложилось, породив громкую сенсацию 2005 года. Да, это была сенсация, закономерно перетекшая в скандальное уголовное дело по факту незаконного приобретения элитных дачных комплексов «Сосновка-1» и «Сосновка-3», являвшихся со времен Брежнева загородными резиденциями членов Политбюро.

Премьер Касьянов, «заторчавший на выходе», уже знал, что ему придется оставить госдачу «Сосновка-4», и нацелился завладеть «Сосновкой» под номером один, которая еще лучше, к тому же ближе к реке, но не представлял себе, как это сделать. Кошкодав придумал дивную комбинацию, премьер Касьянов двумя росчерками пера запустил ее в действие. В результате ему досталась вожделенная «Сосновка-1», а, Мишка довольствовался «Сосновкой-3», где некогда тихо дряхлел генсек Черненко.

Хиня, тормозивший написание статьи, понимал, что серьезные люди свернут башку, автору, который обнародует подробности «дачной аферы» премьера. И сделалось джокеру настолько некомфортно, что стали сниться испуги - с пупырышками и в пухе. «Я знаю, чем пахнет страх, - писал самому себе. - Он пахнет масляной краской, которой покрыты стены изолятора, жидким супом психиатрических клиник, дешевым табаком, и удушливым потом. Знаю и то, какого цвета бывает страх. Стоит мне закрыть глаза, и черно-коричневая масса обволакивает мое сознание...»

На фоне испугов голубая книжица с изображением ритуального семисвечника и надписью на иврите выглядела путеводным васильком Шагала. Она бы стала таковой, если бы не этот кретин Хруцкий, славивший победу российского депутата с израильским паспортом в кармане. Над кем победа, если с Хиней никто не воевал? Его просто прослушивали, как терапевт прослушивает через фонендоскоп течение болезни пациента в институте имени профессора Ганнушкина. Именно там Хине был задан тестовый вопрос, какого цвета, на его взгляд, бывает страх.

Теперь он ответ знал. Чем и причинил Касьянову непоправимую пользу.

Едва Генпрокуратура заявила о возбуждении уголовного дела, как слабонервная либеральная общественность принялась обвинять Кремль в очередном политическом заказе. Касьянов только заикнулся о своем возможном участии в президентских выборах, и тут же против него сфабриковали дело. Упрятали за решетку одного светоча демократии и вот нацелились на другого. В истерике бились недолго. На всю страну грянул громовый голос Владимира Колесникова: «Прекратите воровать, и не будет никакой политики!» Те, кому адресовались эти слова, услышали. Даже Невзлин в Вашингтоне услышал. И потускнел, сделавшись похожим на ободранного скунса, которым только что вымыли полы в Сенате.

А в другом месте, и при незначительном скоплении иной публики Кошкодав, явно струхнувший, но не утративший природного хамства, комментировал свою позицию по отношению к Аскету, лишившемуся видов на Кремль: «Я предпочитаю вести с государством мирное сосуществование и готов его поддержать в борьбе с коррупцией. А Касьянов - ну это еще тог козел! Как почуял сквознячок с Дмитровки, так сразу и смылся. С женой и дочкой. Я же, как видите, весь тут, перед вами...»

На него смотрели и видели: да, весь он туг. Нетоварность общего вида резала глаз. Но ему было наплевать, как он выглядит. В том, что «Сосновку-3» у него отнимут, винил одного Касьянова, хотя и не вдавался в подробности. Он понимал, что неинтересен прокуратуре. Ей нужен Касьянов, и следователи достанут этого зажравшегося Аскета. Весь ужас заключался в том, что Фридман может автоматом попасть под раздачу, чтобы продвинутая общественность не подумала о политической направленности «дачного дела», хотя она все равно будет думать о политике. Ну, а если шьется групповой сговор, то и статью для фигурантов подыщут потяжелее.