Петр Романов - Россия и Запад на качелях истории. От Павла I до Александра II

Испания, Неаполь, Пьемонт, Греция вслед один за другими приняли образ свободного правления; с тех пор журналы с рук моих не сходили… Впал в сравнения и тут стал убеждаться в необходимости видеть и свое отечество… наряду с просвещенными народами.

Один из лидеров декабристов Пестель, объясняя свою позицию следователю и доказывая правомерность французской революции, обращал внимание на следующее:

…большая часть коренных постановлений, введенных революциею, были при реставрации монархии сохранены и за благие вещи признаны… От сего суждения породилась мысль, что революция, видно, не так дурна, как говорят, и что может быть даже весьма полезна, в каковой мысли я укреплялся тем еще суждением, что те государства, в коих не было революции, продолжали быть лишенными подобных преимуществ и учреждений.

Выводы, сделанные декабристами, повторюсь, оказались не в пользу Российской империи, а потому и заставили их действовать. Слово «действовать» можно считать ключевым для понимания декабризма. Хотя бы потому, что «действие» – это, кажется, самое важное, если не единственное принципиально новое, что привнесли декабристы в общественную жизнь России. Именно они первыми отважились преобразовать оппозиционную мысль в конкретные, радикальные и масштабные политические шаги.

Если говорить об общественной морали, совести и ответственности дворянина перед Россией и ее народом, то все эти вопросы задолго до декабристов уже многократно обсуждались русскими масонами, а итог их дискуссий блистательно сформулирован Радищевым: «Я взглянул окрест меня – душа моя страданиями человечества уязвлена стала».

Если иметь в виду конституционные проекты декабристов (наиболее известные и разработанные из них: «Конституция» Никиты Муравьева и «Русская правда» Павла Пестеля), то они с правовой точки зрения проигрывают в сравнении с дотошными разработками тех же вопросов Михаилом Сперанским, он лучше любого из членов тайных обществ изучил передовой по тем временам западный опыт государственного строительства. Недаром именно Сперанского декабристы прочили в члены своего правительства.

Хотя, конечно, радикальная «Русская правда», написанная «директором» Южного тайного общества Пестелем, жестким республиканцем, существенно отличалась от умеренных политических конструкций Сперанского. Тому никогда не могла бы прийти в голову идея в борьбе за общественную и личную свободу сделать ставку на уничтожение царской семьи, террор и 15-летнюю жандармскую диктатуру Временного правительства. Революционер Пестель предлагал расширить жандармский корпус до ста с лишним тысяч человек, что приблизительно в тридцать раз больше, чем в годы правления контрреволюционера Николая I.

Тому же Пестелю принадлежала идея с помощью революционного жандарма насильно слить воедино не только различные сословия, но и все национальности: «Все различные племена, составляющие Российское государство, признаются русскими и, слагая свои различные названия, составляют один народ русский».

В таком случае, считал декабрист, Россия будет иметь желанный вид «Единородства, Единообразия и Единомыслия».

Наконец, сам Пестель считал, что установление конституционного режима в России станет возможным только тогда, когда воспоминание о царизме изгладится из народной памяти полностью. А это, как легко догадаться, немалый срок. Некоторые не без оснований называют Пестеля русским Робеспьером.

Ближайший последователь декабристов Герцен подметил, что Пестель стал в России «социалистом прежде, чем появился социализм». В результате «Русская правда» осталась лишь личным проектом полковника Пестеля, так и не став программным документом декабристов, о чем сожалели в своих книгах и диссертациях многие советские историки.

Экстремальный, почти сталинский по духу, вариант Пестеля для подавляющего большинства аристократических заговорщиков, настроенных на возвышенный лад, готовых к самопожертвованию, а не к террору, был настолько же неприемлем, насколько неуместен разговор о каннибализме в кругу изысканных гурманов.

Другое дело, что на пестелевскую тропу декабристов легко могла толкнуть сама логика революционной борьбы. В чем-то полковник Пестель смотрел на жизнь и политику куда более трезво, чем его романтические соратники. Он твердо знал, что белые офицерские перчатки в ходе революционной борьбы придется замарать.

Один из лидеров Северного общества поэт Кондратий Рылеев открыто называл полковника «хитрым честолюбцем». За этими словами легко прочитывается как человеческая, так и политическая несовместимость лидеров декабристов. На идеи, изложенные в «Русской правде», Рылеев отвечал «южанину» Пестелю: