«Последней» — поскольку, судя по многочисленным свидетельствам, супруг Екатерины и племянник Елизаветы, будущий царь Петр III, не мог иметь потомства по физиологическим причинам. Неспособность великого князя к деторождению привела к тому, что в течение нескольких лет Екатерина оставалась супругой-девственницей. В 1752 году Елизавета, поставленная в известность о «сложностях» в отношениях супругов, приказала Екатерине выбрать себе любовника среди двух кандидатов {47} 47 Записки Императрицы Екатерины Второй. С. 338. О популярности подобных слухов см. также: Masson С. F. P. Mémoires secrets sur la Russie pendant les règnes de Catherine II et de Paul 1-er. Paris: Librairie de Firinin Didot frères, fils et C., 1859. P. 98.
. Екатерина предпочла Льву Нарышкину Сергея Салтыкова. Петр III никогда не признавал (и, видимо, имел на это основания) новорожденного принца (будущего императора Павла I) своим сыном. Позднее, придя к власти, он не упомянет о «престолонаследнике» ни в одном из своих манифестов.
Уже в эти первые и весьма тяжелые годы Екатерина вырабатывает свою стратегию. Первоначальным импульсом послужило то обстоятельство, что главным ее назначением, согласно обычаям всех императорских домов, было произвести отпрыска мужского пола — наследника престола. Однако амбиции Екатерины простирались далеко за пределы предписанного. Екатерина хотела быть не женой и не матерью императора, а самим императором — Екатериной «Le Grand », как называл ее впоследствии принц де Линь [12] Австрийский посланник де Линь и в мемуарах, и в письмах именовал таким образом Екатерину (Линь К.И. Портрет Екатерины // Екатерина II и ее окружение. М.: Пресса, 1996. С. 386). В письмах к маркизе ле Куани, написанных во время путешествия в Крым в 1787 году, он не перестает восхищаться «Catherine le Grand»: «La simplicité confiante et séduisante de Catherine Le Grand m’enchante, et c’est son génie enchanteur qui m’a conduit dans ce séjour enchanté» (Prince de Ligne. Lettres à la Marquise de Coigny. Paris, 1914. P. 53). См. также свидетельство Сегюра, который по приезде в Россию в марте 1785 года торопится «увидеть эту необыкновенную женщину — знаменитую Екатерину, которую князь де Линь оригинально и остроумно называл Екатериной Великим» (Сегюр Л.-Ф. Записки о пребывании в России в царствование Екатерины II // Россия XVIII в. глазами иностранцев. С. 315).
.
В своих «Записках» Екатерина мастерски вырисовывает собственный ретроспективный портрет, в котором демонстрирует мужские черты своего облика. Задним числом она подгоняет бледные еще очертания молодой принцессы под необходимые нынешней Екатерине стереотипы мужского поведения.
Так, с первых строк начинает развиваться миф о «чудесном ребенке». Судя по ее записям, родители «желали сына» и были не рады ее появлению {48} 48 Записки Императрицы Екатерины Второй. С. 1. О специфике работы Екатерины над «Записками» см.: Greenleaf Monika. Performing Autobiography: The Multiple Memoirs of Catherine the Great (1756–1796) //The Russian Review. Vol. 63 (July 2004). P 407–426.
. С юных лет ее главной радостью были книги, при этом определенной — политической, то есть, по канонам того времени, «маскулинной», — направленности: «Жизнь знаменитых мужей» Плутарха, «Жизнь Цицерона» и «Причины величия и упадка Римской республики» Монтескье {49} 49 Записки Императрицы Екатерины Второй. С. 61–62.
. Для просвещенного племянника шведского министра иностранных дел графа Гюлленборга, высоко оценившего интеллектуальные способности принцессы, назвавшего ее «философом», пишется сочинение под названием «Набросок начерно характера философа в пятнадцать лет». Когда же Гюлленборг ознакомился с сочинением, он, как сообщает Екатерина, оставил замечания, предостерегающие ее от «пустоты» и «мелочности» придворной жизни и закончил беседу словами: «Как жаль, что вы выходите замуж» {50} 50 Записки Императрицы Екатерины Второй. С. 62.
.
Екатерина постоянно подчеркивает свой «мужской» ум — в противовес и легкомыслию Елизаветы [13] Помимо «Записок» см. также пародийное описание Елизаветы Петровны в прозаическом сочинении Екатерины «Чесменский дворец», представляющий собой разговор портретов и медальонов императоров и императриц XVIII века (Записки Императрицы Екатерины Второй. С. 600).
, и глупости собственного супруга. «Я осмелюсь утверждать относительно себя, — писала императрица, — если только мне будет позволено употребить это выражение, что я была честным и благородным рыцарем, с умом несравненно более мужским, нежели женским» {51} 51 Там же. С. 445.
. Ей удалось внушить современникам то, что впоследствии озвучил Сегюр в своих записках: «Этот брак (Екатерины и Петра III. — В. П.) был несчастлив: природа, скупая на свои дары молодому князю, осыпала ими Екатерину. Казалось, судьба по странному капризу хотела дать супругу малодушие, непоследовательность, бесталанность человека подначального, а его супруге — ум, мужество и твердость мужчины, рожденного для трона» {52} 52 Сегюр Л.-Ф. Записки о пребывании в России в царствование Екатерины II. С. 317–318.
.
Читать дальше