Коллектив авторов - Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века

В правление Анны Иоанновны в эксперименте Петра по созданию безземельного служилого дворянства была поставлена точка. Анна отменила указ о единонаследии и ограничила срок службы 25 годами, чтобы дворянство смогло позаботиться и о своих земельных угодьях [30].

Отказавшись от принудительных мер меритократического типа, Анна Иоанновна показала, что не ставит право дворян на существование в зависимость от того, пригодны ли они для воинской службы. В духе социальной эстетики западного образца Анна дала дворянству, особенно состоятельному, отчетливые привилегии в начале службы. Дворянство было призвано не только оборонять страну от врагов, но и повышать своим присутствием престиж царского двора. Отныне дворянские отпрыски, которым это было по средствам, могли проходить солдатскую службу в форме обучения в только что созданном шляхетском кадетском корпусе под присмотром слуги; там, на манер европейских дворянских лицеев, они упражнялись в фехтовании, танцах, музицировали и рисовали {159} . [31]По окончании кадетской школы их немедленно производили в офицеры. Напротив, бедному провинциальному дворянину приходилось, как и прежде, начинать службу в обычном полку и годами ждать производства в офицеры [32].

Численный состав гвардейских полков был заметно увеличен для того, чтобы зачислить в них как можно больше молодых дворян {160} . Судя по имущественному цензу, Анна Иоанновна желала видеть в рядах гвардейцев в первую очередь родовитых дворян [33]. Именно в ее правление гвардия сделалась своего рода кузницей офицерских кадров [34]. Мнения о классовом составе гвардии заметно расходятся. В целом она считалась вотчиной аристократии, однако в определенные периоды внезапно превращалась в группу вооруженных простолюдинов. По крайней мере, из 308 гвардейцев, которые в 1741 году в ходе дворцового переворота возвели на трон императрицу Елизавету, лишь 54 имели дворянское происхождение {161} .

Очевидно, разрыв между формальной и действительной иерархией в гвардейских полках чувствовался куда заметнее, чем в регулярной армии. В глазах представителей аристократической элиты звание гвардейского офицера служило скорее знаковым атрибутом, так что среди солдат и унтер-офицеров они не пользовались властью, соответствовавшей званию [35]. Солдаты и унтер-офицеры в силу хорошего образования и корпоративной сплоченности в решающие моменты способны были грамотно действовать и без указаний офицерского начальства [36].

После того как был установлен предельный срок службы, у дворян вошло в обычай добиваться занесения своих сыновей в воинский реестр, чтобы зарегистрировать начало мнимой службы задолго до того, как их дети достигли совершеннолетия. Тот, кто в возрасте 7 лет был записан в солдаты, уже в 32 года мог получить отставку. Впрочем, мелкое дворянство, за отсутствием необходимых связей, не могло на деле воспользоваться такой возможностью {162} . Вдобавок провести четкую границу между фиктивной и реальной воинской службой — дело не из легких. В российской армии на служебную субординацию накладывался клубок неформальных и родственных отношений, основанных на покровительстве. Часто молодые дворяне начинали службу в полку, в котором они могли рассчитывать на протекцию со стороны взрослых родственников или знакомых. Если в 1748 году полковнику Тимофею Болотову удалось произвести своего десятилетнего сына Андрея в капралы, то этому способствовал целый ряд обстоятельств. Во-первых, Болотов-старший воспользовался протекцией «расположенного» к нему фельдмаршала, во-вторых, этот поступок был одобрен социальной средой, в-третьих, сын его проживал в полку, где он действительно мог многому научиться. Сам Андрей серьезно отнесся к своему новому званию. Он носил настоящий мундир и всерьез проводил учения с деревенской ребятней. «По настоятельной просьбе офицеров» отец произвел его в сержанты. После смерти отца стало ясно, что игру эту не так просто завершить:

Обстоятельство, что я не только записан был в службу, но я действительно в оной счислялся сержантом, наводило […] великое сумнение и заботу. Остаться при полку и нести действительную службу, по молодости и по летам моим, было мне никак не можно, а из полку в дом к матери моей, и на долгое время, отпустить никто не мог и не отваживался… {163}

Военная коллегия подтвердила звание подростка и позволила ему продолжить службу в форме обучения в школе. В конечном счете Андрей, достигнув 17 лет, вернулся в полк все в том же сержантском чине.