Дэвид Гриффитс - Екатерина II и ее мир - Статьи разных лет

Академик Сергей Иванович Солнцев не был так уверен относительно характера рабочей силы. В своем введении к той же части IV он исследовал происхождение рабочей силы на полотняных мануфактурах в 30-е годы XVIII века, чему был посвящен том, и обнаружил, что эти мануфактуры большей частью располагались не в сельской местности. Самой значительной составляющей рабочей силы являлись солдатские дети, к ним добавлялись посадские люди и дети фабричных. Крестьяне, естественно, составляли значительную группу, но даже и они, как часто оказывалось, до поступления на мануфактуру были отделены от земли. К 1740 году почти половина из них проработала на заводах 16 лет и более {507} . По этим данным Солнцев заключил, что тезис о привлечении к работе на заводах сельскохозяйственных рабочих на самом деле имеет мало оснований. Однако закончил Солнцев более традиционно, отметив, что, каково бы ни было происхождение рабочих, они были полностью встроены в систему, условия существования которой были заданы крепостничеством.

Станислав Густавович Струмилин [186]был намного более прямолинеен. Струмилину, занимавшему важную должность в Госплане, была предоставлена возможность высказать свои резкие взгляды в части III серии, посвященной полотняной промышленности конца XVII века. Стесненный редакторским примечанием, дававшим ясно понять, что редакция серии отвергает многие из его положений, академик Струмилин тем не менее повторил свой тезис, который он уже несколько лет упорно разрабатывал, а именно что рабочие текстильной промышленности, как и другие рабочие

XVII века, получали заработную плату, даже дифференцированную заработную плату, и, следовательно, должны считаться рабочими капиталистического типа. Более того, на предприятиях широко использовалось разделение труда и его специализация, и заводы эти, хотя зачастую и находились в ведении государства, приносили прибыль. Следовательно, сами предприятия являлись капиталистическими производственными единицами, сходными по характеру с западными {508} . Для Струмилина, что удивительно (а может, и не очень), бывшего меньшевика, само название серии «Крепостная мануфактура» содержало противоречие в терминах: по определению мануфактура являлась капиталистическим предприятием. Отрицать это значило скатываться к народничеству или легальному марксизму.

Косвенно атака Струмилина была направлена на Покровского, который, хотя и был уже покойным, оставался слишком влиятельным, чтобы атаковать его прямо. Струмилину ответил Михаил Порфирьевич Вяткин в своем введении к части V (последней из опубликованных) той же серии, повторив то, что Струмилин уничижительно назовет подходом Туган-Барановского к русской истории. Материалы, которые предваряло его введение, касались Московского суконного двора, учрежденного государством где-то в начале XVIII века, и как раз к этим материалам Вяткин и обращался, чтобы подкрепить свой тезис. Суконный двор был сдан в аренду купеческой компании в 1720 году, но последнее слово в управлении принадлежало государству. Право собственности, иными словами, было условным. Соответственно, владельцам Суконного двора позволялось продавать на рынке только то сукно, ко торое не приняла Мундирная канцелярия. Что касалось технологии производства, то на Суконном дворе мало применялись разделение и специализация труда. Не было там и разорившихся ремесленников и отпущенных на волю крестьян, которые, по заявлению Маркса, работали на английской мануфактуре. Напротив, здесь, как и на исследованных Солнцевым полотняных заводах, основную часть рабочей силы составляли солдатские дети. И хотя рабочим, надо сказать, платили символическую зарплату (в данном случае в основном продуктами питания, одеждой и другими предметами), работали они не по своей доброй воле. Некоторые были приписаны к мануфактуре государством, в то время как другие пошли на нее в ученики и вдруг, когда ученичество их закончилось, обнаружили, что уйти им нельзя. Январский указ 1736 года, на который сослался Злотников, оказывал государственную поддержку закрепощению, привязывая квалифицированных рабочих, их семьи и их потомков к предприятиям. Отсюда оставался лишь один сравнительно небольшой шаг, чтобы рабочих с завода забрать и использовать их на сельскохозяйственных работах в пользу владельца, который стремился обрести дворянство. Таким образом, Вяткин усмотрел в отношениях между нанимателем и рабочим не свободную куплю-продажу рабочей силы, а применение внеэкономического принуждения владельцем, поддержанным государством. Подтверждением некапиталистического характера предприятия стали события 1771 года, когда Суконный двор был разорен в результате эпидемии чумы. Производство остановилось и не смогло возобновиться, так как владельцы завода не являлись дворянами и им больше не позволялось покупать крепостных крестьян, а наемных рабочих на замену умершим они найти не могли. Принятое в конце концов решение показательно для России: завод продали дворянину, и он отправил трудиться на него своих помещичьих крестьян {509} . На основе этого материала Вяткин заключил, что описываемая им крепостная мануфактура в полной мере была отражением своего некапиталистического окружения и, следовательно, никак не могла быть соотнесена с капиталистической мануфактурой, возникшей на Западе. Российская мануфактура XVIII столетия представляла собой всего лишь первый робкий шаг в направлении промышленного капитализма.