Андрей Елпатьевский - Голубая Дивизия, военнопленные и интернированные испанцы в СССР

На Лубянке два этих испанца содержались раздельно. Астор делил свою камеру с двумя итальянцами. Он вспоминает рассказы заключенных, что там также были Паулюс и другие немецкие генералы, захваченные в плен в Сталинграде, но сам он никогда не видел этого маршала. Астор и Саура провели восемь с половиной месяцев на Лубянке, затем были перемещены в концентрационный лагерь в Лефортово и немного позже в Бутырскую тюрьму, обе в советской столице. Позже Астор получил сообщение, что он будет послан в особый лагерь антифашистов.

«В лагере было несколько немецких генералов, некоторые составили Комитет за Свободную Германию, среди них один – последователь Бисмарка; а также румынские генералы и офицеры разных национальностей. Нас, испанцев, было четверо: Саура, Хосе Хименес (солдат, который попал в плен и не был дезертиром), другой, чье имя не помню, и я. Мы всегда оставались маргиналами и изгоями, но не в смысле плохого физического обращения. За годы, проведенные в советских концентрационных лагерях, я никогда не видел, чтобы кого-нибудь били. Другим позитивным аспектом была чистота. У нас не было вшей, которые имелись в изобилии в Голубой Дивизии. Через каждые несколько дней русские обязывали военнопленных мыться в бане, а одежда проходила через автоклав», – говорит Астор.

В мае 1945 г. закончилась Вторая мировая война, но испанцы, перешедшие к русским, все еще оставались интернированы в лагерях и будут находиться там еще многие годы.

«Тогда произошло крушение всех надежд моей жизни, – утверждает Астор по поводу этого долгого заключения. Постоянно откладывающееся освобождение и репатриация для тех, кто ее желал, казались все более безнадежными. Мы страдали от того, что с нами – антифашистами – обращались так же, как и с теми, кто продолжал оставаться франкистами. Мы писали письма Долорес Ибаррури, Сталину (С. 334), Берии, в Центральный Комитет КПСС, руководству КПИ. Подозревая, что письма блокирует почтовая служба лагеря, мы передавали их русским друзьям, чтобы они их бросали в ящик вне лагеря и даже в удаленных поселках, но ни разу не получили ответа ни на одно. Годами позже я говорил об этом с Долорес Ибаррури, и она ответила, что никогда не получала ни одного из этих писем. Со своей стороны, офицеры из НКВД, с которыми мы говорили в лагерях и с некоторыми из которых устанавливали даже нечто вроде дружбы, уверяли нас, что отправляли всю документацию. Берия и НКВД ее контролировали, поэтому мы уверены, что было запрещено доставлять письма по назначению. Доказательством тому служит то, что после смерти Сталина и Берии мы писали Ворошилову, председателю Верховного Совета, и Маленкову, генеральному секретарю КПСС, и вскоре получили ответы. Первый ответил нам буквально следующее: «Ваша проблема в ближайшее время будет рассмотрена Советским Правительством и будет решена положительно». Но в ожидании этого часа некоторые умерли, а некоторые сошли с ума».

Проследим за судьбой этих испанцев с 1945 года и далее, потому что именно тогда происходило противостояние между коллективом военнопленных и испанскими дезертирами, во главе которых были капитан Теодоро Паласиос у франкистов и Сесар Астор у антифранкистов. Все вместе они продолжали страдать в плену.

Несколько дезертиров и военнопленных Голубой Дивизии стали служить советской стороне, помогая в лагерях внедрению доктрин и вербовке – в особой форме, параллельной той, которая куда более активно велась среди военнопленных из Германии и других воюющих стран. Поддержка этого антифашистского сектора увеличилась в 1945–1947 годах, когда предполагалось падение режима Франко.

«Нас – тех, что просили оставить их в СССР, – прибыло более двухсот. Список этот включал почти всех, кто перешел к русским (их было 70 или 80 человек), и многих из тех, кто попал в плен. Причиной, помимо результатов работы по применению советской доктрины, была, без сомнения, и тенденция соглашательства с победителем. Однако начало Холодной войны и консолидация франкизма, а также недовольство тем, что советские содержали нас бесконечно интернированными в лагерях, привели к откату назад, и к смерти Сталина многие (С. 335) просили вернуть их в Испанию. Более того, те, кто продолжал чувствовать себя франкистами, усилили свое влияние в этот период и заняли вызывающую позицию. Они утратили страх и поняли, что так или иначе рано или поздно их должны будут вернуть в Испанию».

Во главе франкистов был капитан Паласиос.