Array Коллектив авторов - Россия, Польша, Германия - история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре

В конце 1689 – начале 1690 г. борисовский Воскресенский монастырь «из давных лет построенной и в благочестии непременно пребывающей, насилством доминиканы заехали», принуждая монахов принять унию. Информацию об этом мы находим в Выписке, составленной в Посольском приказе в 1690 г., содержащей перечень нарушений договора о Вечном мире 1686 г., совершенных, по мнению русской дипломатии, польско-литовской стороной. В ней также отмечалось, что православные Польши и Литвы шлют жалобы на царское имя, сообщая, «что им, после постановления вечного миру, учало в вере насилство и принуждение к унее быть пущее, нежели до вечного миру чинено» [299].

В феврале 1692 г. игумен Феодосий в сопровождении старца Мелетия вновь появился в Москве, явившись 2 марта в Посольский приказ вместе с посланцами Полоцкого монастыря. В допросе борисовские монахи сообщили, что Воскресенским монастырем «еще владеют они во благочестивой православной вере греческого исповедания, хотя великое утеснение и гонение им чинитца от Жоховского и от иных униятов, так же и от духовных особ римской веры». Феодосий и Мелетий просили нового патриарха Адриана подтвердить ставропигиальную грамоту, выданную покойным Иоакимом, и принять монастырь под свое благословение, «которым бы благословением и паствою защищатись им от униятов». Кроме того, они поведали, что Феодосий в 1690/91 г. посещал в Батурине гетмана И.С. Мазепу, который «велел дать в Стародубе на пропитание того воскресенского монастыря братии несколко запасу». Поэтому Феодосий и Мелетий в этот раз ехали в Москву через Стародуб, где воскресенский игумен получил обещанный гетманом запас и отправил его в Борисов. Далее монахи посетили Брянск, откуда выехали в Саввино-Сторожевский («Савинский») монастырь, со старцем которого и прибыли в русскую столицу в конце февраля 1692 г. [300]. Феофан и Мелетий просили милостыню на продолжение росписи иконостаса, сетуя, что «болшая половина […] икон не написана, да великою нашею скудостью и риз […] праздничьих и дьяконскаго стихаря и церковных сосудов нет» [301].

Приехавшие в феврале того же года в Москву «бити челом великим государям о милостыне на монастырское и церковное строение» наместник полоцкого Богоявленского монастыря Климент (Клементий) Делянов и старец Антоний Григорьев Паук (Пауков) жаловались на продолжавшиеся гонения со стороны униатов во главе с Киприаном Жоховским на единственную православную обитель во всем Полоцком воеводстве («а иные монастыри и церкви обращены все в унею»), где униаты не дают ни новой церкви построить, ни старую починить. Монахи сообщили, что в Браславском повете обращен в унию Мерский монастырь, приписной к оршанской Кутеинской обители: «по наущению […] Жеховского плебан ксенз Друйский, и монахов ис того монастыря выгнал, и землями и крестьяны овладел, и благочестивую церковь на костел обратил» [302]. Климент и Антоний напомнили, что покойный патриарх Иоаким принял монастырь «под свое благословение», и просили, чтобы новый патриарх Адриан также «принял их под свое архипастырство», подтвердив выданную обители в 1686 г. ставропигиальную грамоту, «что б им от униятов было чем защищатись» [303]. В проезжей грамоте, данной монахам, игумен Полоцкого монастыря Каллист Липицкий отмечал, что, получив грамоту Иоакима, «таковой мы премного сподобльшеся благодати, за которую необыменнаго во щедротах Бога, за пресветлое их царского величества многолетное здравие и душевное спасение непрестанно молим» [304].

7 марта 1692 г. царским указом полоцким и борисовским монахам было велено дать «на приезде»: игумену Феодосию 10 руб. деньгами и столько же соболями, наместнику Клименту 7 руб. деньгами и 10 соболями, старцам по 5 руб., служкам – «по сукну амбурскому» [305]. В оба монастыря «на церковное строение» было дано по 30 руб. соболями [306].

Оказывавшаяся Огинскими поддержка православным жителям Литвы в их контактах с московскими властями не мешала князь ям промышлять обычным феодальным разбоем на русско-литовской границе. 19 марта 1680 г. смоленский воевода князь И.Б. Троекуров получил письмо от поручика Ивана Аргаевского. Тот сообщал, что 17 марта ночью «воровски» «из-за литовского рубежа», из Лиозно, на деревню Степушино пограничной Касплинской дворцовой волости «наехал» Ш.К. Огинский с отрядом драгун и вооруженных крестьян численностью около 200 человек. Деревня была разорена и ограблена, а четырех крестьян люди литовского магната «связав, и крестьянские их животы пограбя», увезли с собою «за рубеж». Крестьяне эти, как выяснилось, ранее принадлежали брату Шимона Кароля – Яну Яцеку, но в 1677/78 г. переселились в Степушино. После ограбления Степушина Ш.К. Огинский со своими людьми «наехал» еще на одну деревню – Хомчино, где разорил дом и пограбил «рухледь» крестьянина Осипа Наумова. Шимон Кароль, видимо, по ошибке тоже посчитал его бывшим подданным рода Огинских и потому приказал увезти с собой. Когда же выяснилось, что Наумов «старинной Великого Государя, а не из-за рубежа, а деда и отца его родина за Великим Государем», то крестьянина отпустили домой, в Россию, правда «битого» [307].