Array Коллектив авторов - Россия, Польша, Германия - история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре

Как известно, Константин Острожский вместе с частью духовенства и православной шляхты в Польской Руси выступил против заключенной епископами унии [161]и объявил о своей готовности к сближению с протестантами. Его концепция сотрудничества с ними получила популярность среди шляхты, для которой уния с католической церковью означала ограничение роли светских землевладельцев в церковных делах, тогда как сближение православных с протестантами гарантировало сохранение всестороннего контроля светских господ над духовенством. Эти устремления светских православных элит явно выразились в инструкции, данной Константином Острожским Касперу Лушковскому, направленному князем в 1595 г. в Торунь на протестантский генеральный синод [162]. В ней киевский воевода вновь ссылался на аргументы, которые сторонники унии с Римом использовали по отношению к католикам, т. е. констатировал догматическую близость православия и протестантизма, различия между которыми сводились якобы только к литургии. По мнению Острожского, православные в союзе с евангеликами могли более результативно противодействовать контрреформации, подобно тому как пропагандируемая им ранее идея унии с католиками должна была спасти православие от протестантской угрозы [163].

Представляется, что только в результате Брестской унии и признания ее Сигизмундом III православные элиты осознали, что в сущности речь уже шла не о защите собственной доктрины от влияния тех или иных «еретиков», а о свободе вероисповедания и о самом существовании в Речи Посполитой православной церкви. Политический союз православной и протестантской шляхты оформился уже на сейме 1596 г. 3 мая протестантские и православные послы сейма совместно потребовали «процесса Варшавской конфедерации», то есть оставления в силе постановлений конфедерации и принятого ею законодательства. Когда из-за угрозы срыва сейма Сигизмунд III вместо этого согласился только на продление «конституции о беспорядках» от 1593 г., протест заявили сначала православные послы, и, как отметил Томаш Кемпа, это было их первое выступление на сейме Речи Посполитой в защиту религиозных прав [164].

Одним из последствий синодов 1595 и 1596 гг. стало появление нового качества в отношениях между шляхетским государством и церквями, а признание Сигизмундом III Брестской унии должно было стать тревожным сигналом как для исповедующих православие, так и для евангеликов, и даже для слоев населения, не принадлежавших к политической элите. Виленский гродский писарь Щенстный Бохуматка писал Кшиштофу Радзивиллу, по прозвищу «Пёрун» [165], что он не сомневается в том, что католики стремятся «do złamania konfederacyjej, pierwej Ruś potrwożyć, ku sobie zniewolić, a potym snadź i do ewanielików i sasów ponieść się» [166] [167]. В чем состояли намерения католического епископата и королевского двора – было тайной полишинеля, а при возникновении политической угрозы общность интересов протестантов и православных взяла верх над теологическими разногласиями. Начался период их союзнических отношений, которые были направлены против католиков. Только тогда и среди православных возникло ощущение угрозы их сословным и политическим правам, а общей целью деятельности «диссидентов» и «дизунитов» в парламенте стало отстаивание «процесса» (законодательства) Варшавской конфедерации, а также законодательного оформления прав и привилегий православной церкви в Речи Посполитой [168].

Перевод с польского Стефании Кочегаровой

В январе 1642 г. псковский служилый человек А.Л. Ордин-Нащокин, будущий «канцлер» русского правительства, получил распоряжение провести межевание русско-шведской границы в районе Псково-Печерского монастыря и шведского Нового городка (совр. Вастселийна). Результаты работы межевой комиссии впоследствии были объединены с документами межевания 1651 г. в один столбец, находящийся в составе фонда Приказных дел новой разборки [169]. В числе документов, подтверждавших позиции российской делегации, в столбце содержится копия «с перемирные записи» от 10 марта 1617 г. – договора между Псковом и гетманом Я.К. Ходкевичем [170]. Заключенный за год до Деулинского перемирия, договор представляет собой уникальный источник по реконструкции русско-польских отношений на северо-западной границе на исходе Смуты, тем более интересных, что факт его заключения был известен шведской администрации в Нарве, о чем свидетельствует документ из шведского королевского архива [171]. В настоящей статье предполагается рассмотреть социально-политические предпосылки и геополитическое значение договора 1617 г.