Array Коллектив авторов - Россия, Польша, Германия - история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре

В обращении российской дипломатии подчеркивалось, что эпизод с корпусом Дверницкого не должен стать прецедентом в будущем. Татищев получил предписание немедленно предъявить новое требование: на этот раз речь шла о выдаче «бунтовщиков» из Подолии, перешедших в Австрию после разгрома. «Венский двор, – писал Нессельроде, – поймет, сколь важно для него развеять впечатление от первого пагубного примера, коль скоро он не намерен далее мириться с вторжением на свою территорию бунтовщиков, вдохновляемых, к прискорбию, приемом, оказанным Дверницкому». Принимая во внимание «серьезные соображения» Австрии в этом случае, Нессельроде считал их «неуместными» в отношении «подоляков»: «они не поляки из Королевства, а жители российских областей», «являются не регулярным воинским формированием, […] а неорганизованной бандой, состоящей из людей, отрекшихся от законов чести и человечности […] Их бунт ознаменовался грабежами, убийствами и всевозможными актами вандализма», что наказуется во всех странах. Вице-канцлер напоминал, что «после подавления мятежа в Италии Австрия не колеблясь выдала в руки соответствующих правительств иностранных революционеров, захваченных австрийскими войсками. Ныне император обращается к ней с аналогичной дружеской просьбой», и если Австрия считала себя не в праве «скрывать от законного суда» бунтовщиков из тех областей, она «не захочет присвоить себе такое право в отношении российских подданных». Так как на это обращение венский кабинет ответил отговорками, указывая на опасность провоза через Галицию интернированных в Трансильвании «подоляков», Татищеву пришлось вторично обращаться к австрийскому императору, и тот дал обещание осуществить передачу задержанных поляков через Буковину незамедлительно [834]. Чтобы несколько успокоить российского союзника, австрийская дипломатия направила Нессельроде записку, где еще раз заверила, что интернированные польские солдаты и унтер-офицеры будут содержаться в «подходящих» местах «под наблюдением военных властей», пока от России не поступят «пропускные свидетельства для возвращения их на родину». Указывалось на двойную задачу: «как можно быстрее выдворить» из Австрийской империи всех иностранных участников восстания – генералов и офицеров, полякам же, военным и гражданским, дать выбор – просить ли царя о позволении вернуться домой или выехать на Запад по маршруту, который в будущем определит австрийское правительство [835].

Стремление Австрии «сохранить лицо» в глазах общественного мнения в Галиции и в странах Запада диктовало ей такие шаги, как попытка добиться помилования для Дверницкого. Император Франц I сказал Татищеву, что собирается обратиться с такой просьбой к царю, и посол заверил его, что Николай I не может ему отказать [836]. Показательной была позиция венского двора и в отношении А. Чарторыского, выдачи которого требовала Россия: Меттерних заявил, что в Австрии его нет, что он выехал в Саксонию, хотя в Петербурге имелись другие сведения. В это время уже был обнародован царский манифест от 20 октября (1 ноября) 1831 г., объявивший «совершенное прощение» участникам восстания, кроме особых лиц, в том числе и офицеров интернированных в Австрии и Пруссии корпусов. Чарторыский персонально был назван «человеком, чье поведение было слишком преступным, чтобы он мог подпасть под общую амнистию», и чья «безнаказанность была бы равносильна пагубному поощрению революционеров всех стран» [837]. На тех же основаниях российское правительство считало преступником, не подлежащим амнистии, генерала Я. Скшинецкого, выдачи которого по указанию Нессельроде требовал Татищев. Но австрийский кабинет таких оснований для исключения из права на амнистию не признал. В ответ на российскую ноту Меттерних заверил, что «австрийское правительство в данном случае, как и во всех прочих, будет тщательно избегать того, что могло бы нарушить мир и спокойствие во владениях е. в-ва императора российского и короля польского и что вследствие этого генерал Скшинецкий, как и любой другой польский изгнанник, который останется в Австрии, будет […] лишен возможности оказывать всякое влияние на дела Королевства Польского, противоречащее его замирению. Однако, поскольку в силу соображений высшего порядка и в интересах самого российского двора было решено не принуждать никого из изгнанников, вопреки их воле, возвратиться в Польшу, чрезвычайно затруднительно было бы действовать иначе в отношении генерала Скшинецкого и именно его выдать российским властям, тем более, что генерал Скшинецкий […] является уроженцем Галиции, а, значит, и подданным Австрии по рождению и что две империи не связаны никакими соглашениями о выдаче преступников» [838].