Юрий Трусов: Зеленая ветвь

Оставалось нанести прощальный визит главе правительства. Он направился к нему знакомыми полупустыми комнатами и полутемными коридорами.

Августин Каподистрия, казалось, только и ждал Райкоса - с такой искренней радостью он встретил его появление у себя в кабинете.

- Все уже готово, господин полковник. Адмирал Рикард отдал распоряжения капитану русского военного брига "Ахиллес" доставить в Константинополь вас, и госпожу Хурделицыну с детьми. Возьмете письма адмирала для русского посла. Вам и госпоже Хурделицыной будет оказан приют в посольстве до вашего отъезда в Россию. - Августин Каподистрия грустно посмотрел на Райкоса. - Что ж, наступила печальная минута нашей разлуки. Бриг "Ахиллес" готов принять вас на борт. Я могу предложить вам весьма старую карету, она отвезет вас на пристань. К сожалению, иного комфортабельного транспорта у нас нет.

Райкос хорошо помнил старую карету. Ему на ней пришлось путешествовать еще при Иоанне Антоновиче. Покойный президент постоянно ездил в ней, и, экономя народные деньги, не заводил новую. Теперь эта единственная правительственная карета по наследству перешла к брату президента.

Какие добрые, честные и человечные люди эти Каподистрии!

Чувствуя, что слезы начали застилать ему глаза, Райкос торопливо простился с Августином Каподистрией, который был растроган не меньше.

Уже сидя в тряской карете, которую тащили по улицам Навпали старые, тощие лошади, Райкос справился с охватившим его волнением. Сейчас он подъедет к дому Елены, заберет ее с Кондраткой и приемными детьми, и они направятся в порт, где ждет бриг, который навсегда унесет их из этой страны, за свободу которой он сражался долгие годы.

На всю жизнь запомнится ему дружеское пожатие руки главы правительства и его напутственные слова:

"Вы честно служили народу Греции, потому уезжаете от нас с чистой совестью..."

58. ОЖИДАНИЕ

В Константинополе Райкос с Еленой и детьми, что называется, застряли. Русский посланник господин Бутнев оказался весьма доброжелательным, гостеприимным человеком. Он серьезно отнесся к соотечественнику, который хотя и самовольно, но героически сражался за независимость Греции.

- Мы, дипломаты, не жалея проливали чернила, а вы - свою кровь, сказал он, встретившись с Райкосом.

Бутневу казалась убедительной причина, почему русский поручик-лейб-гвардеец без разрешения свыше осмелился служить в войсках республиканской Греции.

- Среди многих иноземцев, великодушно рисковавших своей жизнью за свободу греческого народа, в сущности, совершенно им чуждого, не было ни одного из нашей страны, которая своей исторической судьбой наиболее близка Греции, - пояснил ему Райкос. - Эта мысль не покидала меня. Мне было больно и стыдно за свою родину. До слез обидно за нас, русских, которые никогда и никому не уступали в мужестве и благородстве. Вот почему я решился ехать в Грецию.

- На мой взгляд, вы проявили великодушный патриотизм, который не может быть поставлен вам в укор... Я согласен в этом с мнением, высказанным о вас вице-адмиралом Петром Ивановичем Рикардом. Совершенно согласен с ним.

Бутнев не только проникся сочувствием к Райкосу, но и не уклонился от заботы о нем. В огромном здании посольства нашлись уютные комнаты для Райкоса и Елены с детьми.

Посольское гостеприимство - щедрое и хлебосольное, с барским комфортом - было в диковинку Елене, испытавшей много трудностей в разоренной Греции. Отвык от него за годы военных скитаний и Райкос. Но эта безоблачная, роскошная жизнь очень скоро опостыла им. Райкоса тянуло на родину, а высочайшего разрешения на выезд не приходило. Каждый день он справлялся у секретаря, разбиравшего почту, но желанного разрешения из Петербурга все не было. Елена, видя, как нервничает Райкос, заразилась от него тоскливым нетерпением, и райская жизнь в посольстве превратилась для них в томительное тюремное заключение.

В мучительном ожидании проходили месяц за месяцем. Напрасно служащие посольства и сам посланник Бутнев старались успокоить Райкоса, говоря, что министерству иностранных дел свойственно иногда годами задерживать ответы на тот или иной вопрос. Волноваться незачем, все равно его дело будет решено положительно. Они умоляли не беспокоится: он может жить в посольстве вместе с госпожой Хурделицыной сколько хочет.

Чтобы отвлечь гостей от мрачных мыслей, сотрудники посольства устраивали им развлечения: водили по достопримечательным местам древнего города, показывали знаменитую мечеть Ай-Софию - бывший византийский храм, катали на парусном баркасе по зеркально-голубому Босфору. Но это не могло успокоить Райкоса. Он заметно похудел. Каждое утро молча шел из посольства на берег гавани Золотой Рог, где подолгу стоял, вперив взгляд в створ пролива, куда пролегала голубая дорога на родину. Его так тянуло туда, что он впадал в отчаяние. Все чаще и чаще приходили мысли - на первом же попавшемся корабле без разрешения и документов добраться до Одессы, а там - будь что будет. Пусть его судят за самовольный приезд, судят, как вольнодумца, нарушившего волю царя, пусть разжалуют в солдаты, сошлют на каторгу - даже такая участь казалась ему милее, чем сладкая жизнь на чужбине. Лучше уж бесправная солдатчина и каторга на родине, чем этот турецкий рай.