Владимир Малышев - Мифы и загадки нашей истории

Но что было делать в Париже боевому генералу, не имевшему другой профессии, и гениальной русской певице, привыкшей к невероятной славе и избалованной баснословными гонорарами? И тот и другой сильно тосковали, мечтая вернуться на родину. Но большевики уже укрепились, а Скоблин был «белогвардейцем», членом опасного эмигрантского Общевойскового союза (РОВС), объединявшего бывших военнослужащих Белой армии. При возвращении его неминуемо ждал расстрел.

Как нередко бывает в таких случаях, вскоре перед ними возник дьявол-искуситель в лице завербованного советской разведкой бывшего офицера Корниловского полка, однополчанина Скоблина Ковальского. Он и указал тоскующим супругам на путь к возвращению, которое «еще надо заслужить», – предложил им работать на советскую разведку. Почему с этим могла согласиться Плевицкая, родом из крестьянской семьи, понять не трудно: певица не могла жить без славы и переполненных залов. Новая власть, как раз и была ее властью, как она сама уверяла, властью «рабочих и крестьян». Вероятно, именно жена и убедила Скоблина согласиться на сотрудничество с Москвой. Ему, белому генералу, дворянину, сделать это было куда труднее. Это означало перейти на другую сторону баррикад, начать предавать своих прежних друзей и однополчан. В печати опубликована подписка «о сотрудничестве с ОГПУ», под которой стоят подписи Скоблина и Плевицкой. Получив оперативные псевдонимы «Фермер» и «Фермерша», они стали работать на советскую разведку, систематически поставляя ей сведения о белой эмиграции и РОВС.

Скоблина считают участником двух самых громких операций советской разведки в Европе. Советский разведчик Л. Треппер в своих мемуарах написал, что именно Скоблин подбросил в СД Гейдриху материалы о том, будто маршал Тухачевский готовит заговор против Сталина. Немцы передали потом эти документы, сфабрикованные на Лубянке, чехам, а те отправили их Сталину. После этого маршал был расстрелян, и началась небывалая чистка Красной армии.

Другая операция с участием Скоблина – похищение в Париже главы РОВС генерала Миллера. 22 сентября 1937 года Скоблин пригласил Миллера на встречу в одном из районов Парижа. Однако тот, по своей обычной привычке к осторожности, оставил в кабинете конверт с указанием, куда и к кому он пошел. Когда похищенный советскими агентами Миллер исчез, конверт вскрыли, и подозрение сразу пало на Скоблина. Его вызвали в штаб-квартиру РОВСа, предъявили письмо, но он под каким-то предлогом вышел, а потом… исчез. Разразился неслыханный скандал, все были поражены «предательством» боевого генерала. Подозрение пало и на Плевицкую, уже 24 сентября ее арестовала французская полиция. Позднее ее приговорили «за соучастие в похищении» к 20 годам каторги, несмотря на то, что на процессе она все отрицала.

Что же потом случилось со Скоблиным? По одним данным, его тоже вывезли в Москву, где он некоторые время жил на даче в Болшево, изучая испанский язык. Именно там он якобы написал письмо своему резиденту в Париже, где восторгался Сталиным: «…Сейчас я имею полную свободу говорить всем о моем Великом Вожде Товарище Сталине и о моей Родине – Советском Союзе… Сейчас я тверд, силен, спокоен и верю, что Товарищ Сталин не бросит человека…». Но Сталину верил он напрасно. В «благодарность» за сотрудничество с советской разведкой Скоблина убили, а его жена умерла в тюрьме, откуда (учитывая, что в то время у СССР был пакт о дружбе с Германией), Сталин мог бы вполне ее освободить.

Многие в эмиграции не поверили в предательство Скоблина. Во-первых, на судебном процессе Плевицкая ни в чем не призналась. Во-вторых, видный деятель РОВС Савин уверенно заявил, что записка, якобы оставленная генералом Миллером, была написана не его почерком, это – фальшивка, и Скоблин невиновен. Не выдерживают критики и обвинения в том, что он и Плевицая «жили не по средствам», что якобы подтверждает версию о «тридцати сребрениках». Однако Плевицкая часто выступала с концертами, и ей по-прежнему хорошо платили.

Но самое главное, трудно было вообразить, что боевой генерал мог писать доносы на своих прежних однополчан, или помогать похитить русского генерала, обрекая его на мученическую смерть. Чтобы делать все это, надо было быть совершенно свободным от любых моральных принципов. Трудно поверить, что так мог поступать кадровый офицер Русской армии, закаленный огнем сражений. Да и упомянутое выше письмо с аллилуей в адрес Сталина написано явно в стиле советского Агитпропа, а не рукой царского офицера, жившего в Париже. Ведь он не мог не знать, что в СССР призывали уничтожить офицерство «как класс», говоря об этом даже в стихах: