Андрей Васильченко - Руны. Обряды и наследие предков

Указатель родовых символов общины, который имелся в распоряжении старосты, обладал теми же самыми функциями, что и посох-ворот. Родовые знаки наносились либо на посох, либо на брус, либо на деревянную доску, в отдельных случаях на поверхность деревянного стола. На речных островах близ Данцига черная доска, на которую красной краской наносились родовые знаки, обычно вывешивалась на несущей потолочной балке специально охраняемой комнаты. Последовательность изображений знаков означала очередность несения службы на возведении дамб, гидротехнических сооружений и патрулирования кромки льда. На островах близ Мариенбурга около каждого из родовых знаков на посохе имелось несколько отверстий. В них вставлялись специальные штифты, благодаря которым можно было отслеживать, кому полагалось выполнять общественные работы. На Хиддензее прикрепленные к потолочной балке родовые знаки использовались для того, чтобы на них можно было отмечать наложенные взыскания, штрафы и имеющиеся долги. В музее Штеттина имеется стол старосты общины, у которого крышка была выполнена из фарфора. На ней были нарисованы все родовые символы общины. Этот стол мог одновременно использоваться и для определения распорядка несения службы, и в качестве расчетной книги. В настоящее время в Швейцарии подобные описи ведутся главами общин. Поэтому каждый, кто хочет поселиться в общине, обязан представить свой родовой знак.

Показательно, что в обычае жеребьевки использовался родовой знак, а не имя. Использование деревянной бирки было тесно связано с отношением отдельного человека к своему роду. Он полагал себя в значительной степени не как индивидуум, а как член своего рода. Полноправными членами общины могли являться только родственники.

Родовой символ для наших предков являлся знаком первопредка, рода и «дома». Вместе с тем мы обнаруживаем в родовом символе один из самых почтеннейших памятников истории германского народа и германской духовной истории.

Родовой символ — это наследие предков, которое мы должны вновь обрести через его постижение, через осознание сущности германского рода, через признание кровного сообщества, которое называется родом, через усвоение его «мира».

Тот, кто наблюдал за немецкими народными праздниками, мог заметить, что во всех случаях центром торжества являлось дерево, которому могла придаваться разная форма. Дерево возвращается к нам в преображенном виде от праздника к празднику, от местности к местности. В некоторых случаях это может быть куст, украшенный лентами, фруктами, выпечкой, цветами, звездами или огоньками. В других ситуациях это может быть простая ветка. Где-то это может быть только что покрывшаяся зеленью березка, или куст вечнозеленой туи, или же вовсе искусственная жердь с прикрепленными к ней ветками и венками.

Иногда ветку хранят очень долго, подобно святыне, но временами дерево после праздника сжигают. Подобное отношение может показаться удивительным, но при более детальном рассмотрении мы обнаружим, что это сожжение тоже является органической частью праздника. Горящее дерево окружается танцующими людьми, которые охвачены ликованием, — это высшая точка праздника, а горящее дерево — это символ его апогея. Мы можем наблюдать в этом эпизоде глубокую взаимосвязь почитания дерева и культа огня. Эта взаимосвязь пришла к нам из древнего прошлого индогерманского времени и сохранилась в народных обычаях вплоть до наших времен. Сожжение дерева, по сути, является языческими обычаем, но не уничтожением, а визуализацией, проявлением его огненной души. Мы знаем, что сожжение мертвецов в индогерманской древности считалось жертвенным действием, благодаря которому душа умершего переносилась на божественное блистательное небо. В древних индийских текстах отчетливо указывается на то, что огонь превращал человека в божество. В индогерманской вере огонь является божественной субстанцией. Если в рассказах стариков божества изображены как люди, то при этом не забывают упомянуть об их облике. Во время своего явления они окутаны нимбом, пребывают в свечении, окружены сияющим облаком. Древние греки тоже верили, что божества могли принимать облик простых смертных людей, но все-таки их можно было опознать по плохо скрываемому сиятельному свету их глаз. Если в германских сказаниях упоминается свет или блеск глаз культурного героя, то это является не чем иным, как указанием на его божественное происхождение.