Марк Блок - Характерные черты французской аграрной истории

Мы не могли бы отложить перо, не оказав о том, какую бескорыстную помощь встретило это новое издание при его подготовке. Институт сравнительного изучения цивилизаций в Осло любезно предоставил нам для воспроизведения принадлежавший ему текст. У детей Марка Блока мы еще раз встретили понимание и великодушие. Пусть же будет им воздана здесь надлежащая благодарность от имени тех, кому это начинание принесет пользу.

Переложить на любезных хозяев ответственность, бремя которой должен нести один автор, значило бы сыграть с ними очень злую шутку. Однако я могу заявить, что, если бы Институт сравнительного изучения цивилизаций не оказал мне минувшей осенью честь, попросив прочесть несколько публичных лекций, эта книга, вероятно, никогда не была бы написана. Историк, знающий трудности своей профессии — самой трудной из всех, по мнению Фюстель де Куланжа, — не решается без колебаний изложить на нескольких сотнях страниц необычайно длинную эволюцию, неясную саму по себе и, кроме того, недостаточно известную. Я поддался искушению познакомить более широкую публику, чем мои благосклонные слушатели в Осло, с некоторыми гипотезами, развить которые и привести все необходимые доказательства я до сих пор не имел возможности, но которые, как мне теперь кажется, могут принести исследователям пользу в смысле указания дальнейшего направления работы. Прежде чем приступить к изложению главного, попытаюсь кратко объяснить, в каком духе я старался его трактовать. Тем более, что некоторые из этих методических проблем выходят, притом значительно, за пределы моей небольшой книги.

В развитии науки бывают моменты, когда одна синтетическая работа, хотя бы она и казалась преждевременной, оказывается полезнее целого ряда аналитических исследований, иными словами, когда гораздо важнее хорошо сформулировать проблемы, нежели пытаться их разрешить. Аграрная история в нашей стране достигла, по-видимому, этой стадии. Суммарное обозрение горизонта, которое исследователь разрешает себе, прежде чем углубиться в густые дебри фактов, где широкие наблюдения становятся невозможными, — вот все, что я намеревался осуществить. Знания наши скудны. Я старался ничего не утаивать: ни пробелов в исследовании вообще, ни недостаточности моей собственной документации, основанной отчасти на первоисточниках, но полученной от случая к случаю [2] Замечу мимоходом, что я не мог дать все цифровые данные, которые я хотел бы сообщить, особенно о размерах парцелл, ибо аппарат для исследования старинных мер отсутствует почти полностью. . Однако из опасения сделать изложение неудобочитаемым, я не мог увеличивать число вопросительных знаков в той мере, в какой это было по сути дела необходимо. Впрочем, не следует ли всегда подразумевать, что в науке всякое утверждение является всего лишь гипотезой? Если в тот день, когда благодаря более углубленным исследованиям мой очерк совершенно устареет, я смогу убедиться в том, что, противопоставляя исторической истине свои ошибочные предположения, я все же помог осознать эту истину, я буду считать себя полностью вознагражденным за свои труды.

Только те работы, которые благоразумно ограничиваются узкими локальными рамками, могут дать необходимые фактические данные для окончательных решений. Но они почти неспособны поставить большие проблемы. Для этого нужны более широкие перспективы, где основные контуры не подвергаются опасности затеряться в темной массе мелких фактов. Даже широкий горизонт целой нации иногда недостаточен. Как уловить особенности развития, присущие отдельным районам, не бросив сначала взгляд на Францию в целом? Французское развитие в свою очередь приобретает свой истинный смысл только в том случае, если рассматривать его в общеевропейском плане. Речь идет не о насильственном отождествлении, а напротив — о различении; не о том, чтобы создать, как это получается при совмещении фотоснимков, искаженное общее изображение, условное и туманное, но о том, чтобы выявить путем противопоставления как общие черты, так и особенности. Таким образом, настоящий очерк, посвященный одной из сторон нашей национальной истории, связан также и с теми сравнительными исследованиями, которые я старался осуществить в другом месте и для которых уже столько сделал оказавший мне гостеприимство Институт.

Но упрощения, вызванные самой формой изложения, неизбежно повлекли за собой некоторые искажения, на которые надо честно указать. «Французская аграрная история» — эти слова кажутся совсем простыми. Однако при ближайшем рассмотрении они вызывают много трудностей. По своей аграрной структуре различные районы, составляющие современную Францию, не похожи друг на друга, причем в прошлом они различались между собой гораздо сильнее, чем каждый из них, взятый в отдельности, отличался от пограничных с Францией стран. Правда, мало-помалу поверх этих коренных различий сложилось то, что можно назвать французским сельским обществом, но складывалось оно медленно и посредством поглощения многих обществ или их частей, первоначально принадлежавших к иностранному миру. Называть «французскими» данные, относящиеся, например, к IX и даже (если они исходят из Прованса) к XIII веку, было бы настоящей нелепостью, если бы заранее не было условлено, что это выражение означает просто то, что знание этих старинных явлений, взятых из различных сфер, необходимо для понимания современной Франции, вышедшей, поколение за поколением, из первоначального разнообразия. Одним словом, это определение взято скорее из стадии завершения, нежели из начального этапа или даже из самого хода развития. Такое условие, несомненно, допустимо, лишь бы оно было оговорено.