Андрей Иванов - Повседневная жизнь французов при Наполеоне

Население Парижа в годы правления Наполеона увеличилось с 500 до 700 тысяч человек. Здесь много приезжих провинциалов, сезонных рабочих. Численность последних, как пишет Жан Тюлар, достигала 40 тысяч.

В конце 1814 года семья Бальзака переехала в Париж. 1 ноября Бернар-Франсуа, отец Оноре, был назначен директором провиантской службы города. Его жалованье достигало 7500 франков в год. Семья поселилась в доме 40 по улице Тампль.

В отличие от времени учебы в Вандомском коллеже, Оноре теперь мог свободно гулять по городу В столице преобладали черные, серые и бурые цвета. Центр в прекрасном состоянии, но и обветшалых домов хватало. Что-то уже успели отреставрировать, но многие здания, разрушенные революцией, еще ждали своей очереди.

Квартал Марэ, где предстоит жить будущему писателю, сохранил черты средневекового города. Узкие, грязные улочки были завалены мусором. Их освещали фонари, привязанные веревкой к столбам. Население пользовалось общественными водоемами, но состоятельные жители получали воду из деревни. Ее доставляли по утрам овернцы [248] Овернцы: 1) жители Оверни; 2) синоним слова «деревенщина». .

Горожане имеют масляные лампы, которые не гасятся до самой ночи. Кто-то работает, а кто-то просто коротает вечер.

В то время газ еще не провели. Ночной город принадлежал гулякам, любовникам, артистам. Бальзак исходил Париж вдоль и поперек.

Квартал Марэ не считался фешенебельным, хотя богачи селились и здесь. Другое дело — Шоссе д'Антен, где жили крупные финансисты и аристократы. В отличие от исконно аристократического Сен-Жерменского предместья, улица и квартал Шоссе д'Антен были окончательно застроены и вошли в моду лишь в конце XVIII столетия.

Париж — большой и прожорливый город. По утрам сюда пригоняют стада животных. Мясники забивают скот прямо на улице.

Город ремесленников и мелких лавочников, располагавшихся часто под открытым небом, трудится с утра до вечера. Бродячие торговцы продают овощи. В лавках торгуют рыбой, потрохами, зеленью. Площадных рынков нет, зато есть тенты из красного холста. Под ними продают все, что угодно, — от каштанов до ядов и чернил.

После ярких военных побед улицы Парижа заполнялись шумными, восторженными толпами. Дома украшались гирляндами зелени и цветов, фонариками для вечерней иллюминации и даже коврами. Вывешивались флаги.

Ликование достигало предела, когда возвращалась армия. Как правило, раньше других появлялись офицеры, на которых была возложена почетная обязанность доставить в Париж знамена, отбитые у неприятеля. Эти трофеи торжественно помещались в церковь Пресвятой Девы у Дома Инвалидов.

Когда в 1807 году Императорская гвардия вернулась из похода, было организовано множество праздников. Городские власти дали пир в ратуше, а сенат — в своем здании.

Граф Дарю управлял «сокровищницей армии» из «контрибуций, реквизиций, конфискаций». В 1810 году этот фонд располагал движимым имуществом на сумму 755 миллионов франков. Доходы с недвижимости достигали 40 миллионов в год.

Из этих денег оплачивались военные, аристократы и чиновники. В том же 1810 году было истрачено около 29 миллионов на «даяния», и это не считая случайных подарков.

Особый отдел государственных финансов — «даяния короны, частная домена, уделы принцев и принцесс». Это земли и дворцы монархов наполеоновской плеяды, дары, наследства, покупки — всего на сумму более чем в 30 миллионов.

В 1808 году Наполеон пригласил великого Гёте в Париж. Однако тот не поехал. В течение года после памятной встречи с Наполеоном [249] Наполеон встретился с Гёте в Эрфурте в 1808 году. Император наградил великого человека орденом Почетного легиона и пригласил к себе домой: «Приезжайте в Париж! Я требую! Там вы приобретете более широкий взгляд на мир и найдете богатейший материал для вашего творчества». он справлялся об условиях французской столичной жизни и о ценах. И однажды, получив письмо из Парижа, заметил: «Между нами будет сказано, пусть там скопились и сказочные богатства, но, право, там образовалось чрезвычайно тщеславное и пустое общество, и единственная приятность, которую оно извлекает из жизни, — это то, что каждый может приобрести хоть какое-нибудь ничтожное значение, дабы и самому стать ничтожным Нечто».

В начале Консульства Наполеон закрыл шестьдесят политических изданий из семидесяти трех.

Один из последних всплесков журналистского остроумия — статья «Некролог», появившаяся в 1800 году в одном из листков: