Энн Эпплбаум - ГУЛАГ

– Давай шинель, – заорал он, – я ее в карты проиграл. Полковник удивленно открыл глаза и, не меняя позы, пожал плечами.

– Давай, – завопил тот снова, – давай, а то глаза выколю! Шкловский медленно встал и отдал шинель.

Только позже, в лагере, я понял смысл этой странной сцены. Игра на чужие вещи принадлежит к самым популярным развлечениям урок, а главная ее привлекательность состоит в том, что проигравший обязан изъять у постороннего зрителя заранее условленную вещь [1029].

Одна заключенная вспоминала, что так был проигран весь женский барак, где она жила. Узнав об этом, женщины с тревогой ждали несколько дней, не хотели верить – и однажды ночью их атаковали:

Шум поднялся невероятный: женщины оглушительно вопили, визжали, пока мужчины не пришли нам на помощь <���…> в конце концов оказалось, что они забрали лишь несколько охапок одежды и ранили ножом старосту [1030].

Карты порой были не менее опасны для самих блатных. Генерал Горбатов повстречал на Колыме вора, у которого на левой руке было всего два пальца. Он объяснил:

Играл в карты, проигрался, денег уже не было, поставил на карту хороший костюм – не мой, конечно, а тот, который был на только что доставленном “политическом”, – и проиграл. Костюм хотел забрать ночью, когда новичок его снимет, ложась спать, а отдать должен был до восьми часов утра. Но взять костюм мне не удалось – “политического” в этот же день увезли в другой лагерь. Значит, долг не был уплачен. По этому случаю собрался наш совет старейшин, чтобы определить мне наказание. Истец потребовал лишить меня всех пяти пальцев левой руки. Совет предложил два пальца. Поторговались и согласились на трех.

Я положил руку на стол, истец взял палку и пятью ударами отбил у меня три пальца.

В заключение вор сказал чуть ли не с гордостью: “У нас тоже есть свои законы, да еще и покрепче, чем у вас. Провинился перед своими товарищами – отвечай” [1031]. “Судебные” ритуалы были у воров такими же изощренными, как их ритуалы инициации: “суд” слушал дело и выносил виновному приговор – избить, унизить или даже убить. Колонна-Чосновский описывает долгую яростную карточную игру между двумя урками высокого ранга, в результате которой один проиграл все, что у него было, и оказался во власти победителя. Тот потребовал не ногу и не руку – ему пришла в голову другая, чрезвычайно унизительная компенсация. Он велел барачному “художнику” вытатуировать на лице проигравшего огромный половой член, направленный ему в рот. Татуировка была сделана, но минуты спустя обиженный уничтожил ее, прижав к лицу раскаленную кочергу и обезобразив себя на всю жизнь [1032]. Антон Антонов-Овсеенко, сын видного большевика, вспоминал, что встретил в лагере “глухонемого”: человек проигрался в карты, и ему запретили говорить в течение трех лет. Его переводили из лагеря в лагерь, но он все равно не решался нарушить запрет, о котором знали все урки. “За нарушение его покарали бы смертью. Никому не позволено преступить воровской закон” [1033].

Власти знали об этих ритуалах и порой пытались вмешиваться – не всегда успешно. В 1951 году воровской суд приговорил урку по фамилии Юрилкин к смерти. Лагерное начальство, узнав о приговоре, перевело Юрилкина вначале в другой лагерь, затем в пересыльную тюрьму, затем в третий лагерь в другой части страны. Тем не менее два вора в законе в конце концов выследили его и убили – через четыре года! Их судили и расстреляли за убийство, но даже такие наказания останавливали далеко не всех. В 1956 году советская прокуратура констатировала, что зачастую решение об убийстве того или иного заключенного, находящегося в другом лагере, выполняется беспрекословно [1034].

Воровские суды могли выносить приговоры и не ворам – неудивительно, что они внушали такой ужас. Леонид Финкельштейн, который был политзаключенным в начале 1950‑х, вспоминал одно такое убийство:

Я лично видел только одно убийство… Вы видали когда-нибудь большой железный напильник? Такой напильник, заостренный с одного конца, – оружие абсолютно смертельное. <���…>

У нас был нарядчик – он распределял между зэками работу. Уж не знаю, чем он провинился. Так или иначе, воры в законе решили, что его надо убить. Это произошло, когда нас считали перед работой. Каждая бригада стояла отдельно, нарядчик стоял перед нами. Его фамилия была Казахов, это был крупный, толстый мужчина.

Один вор бросился вперед из строя и всадил ему напильник прямо в живот.