Энн Эпплбаум - ГУЛАГ

Бараки (если они были) неизменно представляли собой чрезвычайно примитивные деревянные строения. Их конструкция в общих чертах определялась директивами Москвы, поэтому описания бараков схожи между собой: один бывший заключенный за другим вспоминает длинные прямоугольные деревянные постройки без внутренней и внешней обшивки стен, где трещины замазывались глиной. Внутри – нары. Иногда был грубо сколоченный стол и скамейки, иногда не было [680]. На Колыме и в других местах, если древесины было мало, бараки строили из кирпичей или камня – разумеется, тоже наспех и тоже задешево. Использовались старинные способы утепления. На фотографиях, сделанных зимой 1945 года в Воркутлаге, бараков почти не видно: их скошенные крыши спускаются очень низко, чтобы скапливающийся снег защищал помещение от холода [681].

Часто жили не в бараках, а в землянках. А. П. Евстюничев так описывает землянку в Карелии в начале 1940‑х годов:

Землянка – это расчищенная от снега площадка, снят верхний слой земли, из круглых неотесанных бревен сделаны стены и крыша. И все это сооружение засыпано землей и снегом. Вход в землянку занавешивался брезентом. Передняя часть у входа в землянку ничем не занята. В одном его углу стояла бочка с водой. Посредине металлическая печка – бочка из-под бензина с выведенной трубой через крышу и дверкой сбоку [682].

В бараке. Рисунок Вениамина Мкртчяна. Ивдель, 1953 год

Во временных лагпунктах, которые создавались у строящихся дорог, землянки были обычным явлением. Как я уже писала в главе 4, оставшиеся от них углубления и сегодня видны у обочин северных дорог и на речном берегу близ старой части Воркуты. Иногда заключенные жили и в палатках. В мемуарах Сулимова, где речь идет о зарождении Воркутлага, рассказано об установке за два-три дня пятнадцати больших палаток на 100 человек каждая с трехъярусными нарами [683].

Что касается бараков, то в реальности они редко соответствовали даже тем низким стандартам, которые установила для них Москва. Почти всегда в них было чрезвычайно тесно, даже после того, как сошел на нет хаос конца 1930‑х. В отчете о проверке двадцати трех лагерей в 1948 году сердито отмечено, что в большинстве из них “на одного заключенного приходится не более 1–1,5 кв. метров жилой площади” и не выполняются нормы санитарии: “заключенные не имеют отдельных спальных мест, постельных принадлежностей” [684]. Иногда было еще теснее. Маргарете Бубер-Нойман писала, что, когда ее привезли в лагерь, спать в бараках было совершенно негде и ей пришлось провести первые несколько ночей на полу умывальной комнаты [685].

Для спанья обычно служили так называемые вагонки – двухъярусные нары, составленные так, что получалось как бы железнодорожное купе на четверых (отсюда и название). Но часто заключенные спали на еще более примитивных сплошных нарах, против чего постоянно возражали проверяющие, считавшие этот способ ночевки негигиеничным. В 1948 году Москва распорядилась немедленно заменить сплошные нары вагонками [686]; однако Алла Андреева, которая отбывала срок в Мордовии в конце 1940‑х – начале 1950‑х годов, спала на сплошных нарах и вспоминала, что многие спали под ними на полу [687].

Постельные принадлежности тоже сильно различались от лагеря к лагерю, несмотря на строгие инструкции Москвы (предъявлявшие, однако, к лагерям довольно скромные требования). Заключенному полагалось одно новое полотенце в год, одна наволочка в четыре года, простыня раз в два года и одеяло раз в пять лет [688]. На практике же, писала Элинор Липпер, заключенный получал “так называемый соломенный матрас”:

В нем не было соломы и очень редко было сено, потому что сена не хватало для скота; вместо этого в матрас клали стружки и тряпки, если у заключенного находились тряпки. Еще – шерстяное одеяло и наволочка, которую ты мог набивать чем угодно, потому что подушек не было [689].

Некоторым не доставалось и этого. Даже в 1950 году востоковед Исаак Фильштинский, арестованный в 1948‑м, использовал в Каргопольлаге вместо подушки телогрейку, а укрывался бушлатом [690].

В приказе от 1948 года говорилось также, что полы в бараках должны быть не земляные, а деревянные. Но и в 1950‑е годы в бараке, где жила Ирэн Аргинская, пол был глинобитный [691]. И даже деревянный пол зачастую нельзя было толком очистить, потому что не было щеток. После войны одна полячка, описывая пережитое по запросу комиссии, рассказывала, что в ее лагере уборкой бараков и отхожих мест занимались ночные дежурные: “Грязь на полу барака приходилось отскребывать ножом. Русские женщины приходили в бешенство из-за нашего неумения это делать и спрашивали, как же мы жили дома. Им в голову не приходило, что даже самый грязный пол можно очистить щеткой” [692].