Марк Твен - Три тысячи лет среди микробов

- Ладно, начну сначала, извините, если сболтнула лишнего, я вовсе не хотела вас обидеть. А сказала графиня вот что: если, к примеру, дочка банкира выходит замуж за водопроводчика, или дочка мультимиллионера берет в мужья редактора газеты, или же епископская дочка идет за ветеринара, или губернаторская дочка - за кучера, тут такая кутерьма начинается - сам черт ногу сломит.

- Ну вот, ты опять за старое!

- Так это же ее слова!

- Я знаю, но...

- А еще графиня говорила, что, мол, те, которые сидят наверху, - всякие шишки, стараются вообще не выдавать своих дочек за местных микробов. Держат их в девках, пока не пожалует какой-нибудь заграничный вирус, с титулом, вот тогда, если они сойдутся в цене, и заключают сделку. Правда, аукцион они не устраивают, во всяком случае - публичный. Графиня - просто прелесть, а говорит - заслушаешься. И доброты, и злости - всего в ней хватает, зато занудства нет и в помине. Она завела много друзей. У нее золотое сердце, вставные зубы, стеклянный глаз. По-моему, она совершенство.

- Да, это верные признаки.

- Очень мило с вашей стороны. Я была уверена, что вы так скажете. Графиня очень содержательная. На мой взгляд, она очень, очень интересная женщина. К тому же она родилась от морганатического брака.

- Морганатического?

- Да, именно морганатического.

- Откуда ты знаешь?

- Все так говорят. Не она сама, а другие. Соседи, к примеру. Так и говорят - от морганатического брака.

- Как это случилось?

- Видите ли, ее мать - червеобразный отросток.

- Вот те на!

- Во всяком случае, так говорят. Кто отец - неизвестно. Известно только про мать. Она - червеобразный отросток. Брак был морганатический.

- Тьфу, пропасть! При чем тут морганатический брак?{34}

- При том, что он незаконный. Все говорят, что червеобразный отросток вообще не имеет права заводить семью, это небывалый случай; врачи не верили, что такое может произойти, пока это не произошло. Червеобразный отросток вступил в брак, да еще незаконный. Как это назовешь? Все говорят морганатический брак. Кое-кто, правда, добавляет: более чем морганатический, но я думаю, что так далеко дело не зашло. А вы как считаете?

- Провалиться мне на этом месте, ничего тут нет морганатического, ничего похожего. Все это бред сумасшедшего, самый настоящий бред. И откуда у микробов столько злости, зачем попусту пятнать доброе имя графини?

- Да с чего вы взяли, что они пятнают ее доброе имя?

- А разве нет?

- Конечно, нет. Никто не посягает на ее доброе имя. Графиня не виновата. Она совершенно ни при чем. Графиня просто находилась там, когда это случилось. Еще минута - и было бы слишком поздно.

- Подумать только! Будь я проклят, Екатерина, если ты не мастер выделывать самые неожиданные виражи и выскакивать в самых неожиданных местах. Понять эту путаницу, эту сумятицу мыслей, эту словесную неразбериху совершенно невозможно; твои сумбурные речи любого собьют с толку и заморочат так, что он не отличит их от священных цитат из "Науки и богатства": они удивительно схожи!

Я спохватился, что у меня сорвались с языка обидные слова. Но раскаивался я лишь полсекунды. Екатерина залучилась от благодарности и счастья. Ей мои слова не показались колкостью. Ядовитые стрелы не достигли цели. Екатерина приняла колкость за комплимент. Я поспешил вернуться к теме разговора.

- Рад, что репутация графини не пострадала, и вдвойне рад, что есть еще цивилизация, где не утратили стыда и не обливают презрением невинные жертвы. Значит, добрые и справедливые микробы уважают графиню?

- О да, во всяком случае, за то, о чем я вам рассказывала. Это очень важно для нее и выделяет ее среди прочих.

- Каким образом?

- Ну как же! Она здесь единственная возбудительница аппендицита. В аппендиксах у окружающих таких микробов много - у тех, кто лежит в больницах, у тех, кто пока не лежит, - но только она вырвалась наружу, родилась. От незаконного морганатического брака, но дело даже не в этом. Она - единственная за всю историю, а это - великая честь. Хотела бы я оказаться на ее месте.

- Ах, черт...

XV

Екатерина продолжала трещать, не обращая внимания на мою попытку воззвать к помощи черта. Она вела рассказ в своей обычной небрежной манере сделает сальто назад, отклонившись от темы на тридцать ярдов, потом вперед и приземляется чуть правее мысли, которую не успела закончить час тому назад. Подхватив эту мысль, Екатерина как ни в чем не бывало продирается с ней сквозь чащу слов, будто и не бросала ее без призора.