Марк Твен - Жив он или умер

Мы похолодели. На всех лицах выразился ужас. Мы поняли, что попали в отчаянное положение. Воцарилась долгая тишина. Наконец Милле со вздохом произнес:

- Не знаю, что и делать, прямо не знаю. Придумайте что-нибудь, ребята.

Ответом ему было мрачное молчание, - разумеется, если молчание можно считать ответом. Карл поднялся с места и некоторое время взволнованно шагал взад и вперед по комнате. Затем он сказал:

- Какой позор! Взгляните на эти полотна - тут целые штабеля отличных картин, ничуть не хуже произведений любых европейских мастеров. Да, да, и множество праздношатающихся иностранцев утверждали то же самое - или почти то же самое.

- Но ничего не покупали, - вставил Милле.

- Какая разница, ведь они это говорили, и главное - это правда. Посмотри хотя бы на свой "Вечерний благовест". Скажите...

- Подумаешь, "Вечерний благовест"! Мне за него предлагали пять франков.

- Когда?

- Кто?

- Где он?

- Почему ты их не взял?

- Постойте, не кричите все сразу. Я думал, что он даст больше, я был уверен в этом - у него был такой вид, и я запросил восемь.

- Ну и что же?

- Он сказал, что зайдет еще раз.

- Гром и молния! Послушай, Франсуа...

- Знаю! Знаю! Это была ошибка, и я вел себя как последний идиот. Ребята, поверьте, у меня были наилучшие намерения, я...

- Ну конечно, мы тебе верим, дружище! Но постарайся в следующий раз не свалять такого дурака.

- Я? Да пусть только кто-нибудь придет сюда и предложит за него кочан капусты. Тогда вы увидите!

- Кочан капусты! Не произноси при мне таких слов, у меня от них слюнки текут. Поговорим о чем-нибудь менее соблазнительном.

- Ребята! - промолвил Карл. - Скажите, разве эти картины лишены достоинств?

- Не лишены.

- Скажите, разве они не отличаются высокими достоинствами?

- Отличаются.

- Настолько высокими достоинствами, что, если бы на них стояло известное имя, их можно было бы продать за большие деньги. Говорите - да или нет?

- Разумеется - да. Никто в этом не сомневается.

- Я не шучу - так или не так?

- Разумеется, так. Мы тоже не шутим. Но что с того? Что с того? Мы-то тут при чем?

- А вот при чем - мы поставим на них известное имя!

Оживленная беседа замерла. Все с недоумением уставились на Карла. Это еще что за загадка? Где мы возьмем известное имя? Кто нам его даст?

Карл уселся и сказал:

- У меня есть к вам одно серьезное предложение. По-моему, это единственный способ не попасть в богадельню и, мне кажется, способ абсолютно верный. Мысль эта основана на многочисленных, давно известных из мировой истории фактах. Я уверен, что мой план принесет всем нам богатство.

- Богатство! Ты с ума сошел!

- Ничего подобного.

- Нет, ты окончательно спятил. Что ты называешь богатством?

- По сто тысяч франков на брата.

- Он явно рехнулся. Я так и знал.

- Да, похоже на то. Бедный Карл, ты не вынес лишений и...

- Карл, прими пилюлю и немедленно ложись в постель.

- Сначала ему надо поставить компресс. Давайте завяжем ему голову, а потом...

- Нет, лучше свяжем ему ноги, - я уже давно заметил, что мозгами он совсем не шевелит, а вот ноги...

- Да заткнитесь же вы наконец! - свирепо прорычал Милле. - Дайте человеку высказаться. Валяй, Карл, выкладывай свой план! В чем его суть?

- Итак, в виде предисловия я попрошу вас обратить внимание на следующий, широко известный из мировой истории факт: достоинства многих великих художников не были признаны до тех пор, пока они не умирали с голоду. Это происходило так часто, что я взял на себя смелость вывести некий общий закон. Закон этот гласит: достоинства каждого неизвестного и незамеченного великого художника должны быть и будут признаны, а за его картины будут давать огромные деньги лишь после его смерти. Мой план состоит в следующем: мы бросим жребий - один из нас должен умереть.

Последняя фраза прозвучала так спокойно и так неожиданно, что мы не успели даже подпрыгнуть на месте. Потом снова раздался нестройный хор голосов: все давали советы - медицинские советы, как вылечить больной мозг Карла. Терпеливо дождавшись, пока веселье утихнет, он продолжал развивать свой план.

- Да, один из нас должен умереть, - умереть, чтобы спасти остальных и самого себя. Мы бросим жребий. Тот, на кого падет жребий, станет знаменитым, и все мы разбогатеем. Тише, тише, не мешайте, я знаю, что говорю. Идея заключается в следующем: в течение трех месяцев тот, кому суждено умереть, должен рисовать день и ночь, насколько возможно увеличивая запас своих произведений, - но только не картин, нет. Это должны быть мелкие наброски, эскизы, этюды, фрагменты этюдов, не более десятка мазков на каждом, разумеется, абсолютно бессмысленные, но безусловно принадлежащие ему и за его подписью. Он должен изготовлять не меньше пятидесяти штук в день, и каждый рисунок должен отличаться какой-нибудь характерной, одному ему свойственной особенностью, которую легко узнать. Как вам известно, именно такие вещи ценятся, и их - после смерти великого человека - по баснословным ценам скупают все музеи мира. Мы заготовим их целую тонну - не меньше! Все это время остальные трое будут кормить умирающего и в ожидании приближающегося события обрабатывать Париж и скупщиков, а когда дело будет на мази, мы ошарашим всех скоропостижной кончиной и устроим пышные похороны. Теперь вы поняли, в чем тут суть?