Сергей Соловьев - Чтения и рассказы по истории России

В чем же состоит главное различие общеевропейской от общеазиатской одежды: в первой господствует узкость и короткость, во второй широта и длиннота. Что же это: случайность, или здесь выражение духа народов, духа их деятельности, их истории? Длинная и широкая одежда есть выражение жизни спокойной, по преимуществу домашней, отдохновения, сна; короткая и узкая одежда есть выражение бодрствования, выражение сильной деятельности. Объяснение сказанному представляет явление, беспрестанно совершающееся перед нашими глазами; что делает человек, носящий длинную одежду, когда он хочет работать или идти пешком? Он подбирает свою длинную одежду. То же самое сделало европейское человечество в стремлении к той сильной работе, которой оно так отличилось перед азиатским человечеством, получило преобладание над ним; европейское человечество постоянно подбирало свое платье, укорачивало, обрезывало его и дошло до фрака, который называют безобразным. Историк не станет спорить с художником относительно красоты или безобразия; но его обязанность указать на смысл явления. Широкая и длинная одежда должна была остаться в Европе как выражение особенного величия, спокойствия и торжественности в противоположность будничной, рабочей жизни; она осталась одеждой царя в чрезвычайных случаях; она осталась одеждой служителей алтаря; она осталась одеждой женщины, представительницы жизни внутренней, домашней, т. е. чуждой той уличной хлопотливости и беготни, которые выпали на долю мужчины в его преимущественно внешней, общественной жизни. Разделение занятий между мужчиной и женщиной, это основное условие развития общества – разделение занятий, которое как везде, так и здесь служит самой крепкой связью между разделяющими занятие и условием успеха в деле, это разделение занятий естественно и необходимо выражается в одежде, и замечено, что у народов менее развитых мы видим и меньшее различие в мужской и женской одежде.

В постановлении царя Федора Алексеевича о ношении короткой одежды высказалось стремление изменить азиатский покрой одежды на европейский. Укорочение платья предвещало укорочение бороды. Напрасно люди, ревностные не по разуму, усиливали свои выходки против брадобрития, посредством которого, по их мнению, губили образ от бога мужу дарованный; тщетно отлучали от церкви не только бреющих бороды, но и тех, которые имели общение с брадобрийцами; тщетно вопили против еретического безобразия, уподобляющего человека котам и псам; тщетно стращали вопросом: если русские обреют бороды, то где станут на Страшном суде – с праведниками ли, украшенными брадою, или с обритыми еретиками? Все эти выходки только вредили авторитету церкви, только усиливали раздражение в противной стороне, только увеличивали значение бороды как знамени; и когда приверженцы нового возьмут верх, то, разумеется, они бросятся на враждебное знамя и сорвут его, выставят свое. И Петр сорвал это знамя, когда возвратился изза границы в Москву в страшном раздражении против людей, выставлявших это знамя как знамя православия и народности, в страшном раздражении против стрельцов. Затем последовали указы и о ношении европейского платья, указы, не могшие очень поразить новизною после указов царя Феодора.

В конце 1699 года была объявлена другая новость: приказано вести летосчисление не от сотворения мира, как делалось до сих пор, а от Рождества Христова, и новый год считать не с 1 сентября, а с 1 января, ибо говорил указ: «Известно великому государю, что не только во многих европейских христианских странах, но и в народах славянских, которые с восточною православною нашею церковью во всем согласны, как: валахи, молдавы, сербы, далматы, болгары и самые великого государя подданные черкасы (малороссияне) и все греки, от которых вера наша православная принята, – все те народы согласно лета свои счисляют от Рождества Христова восемь дней спустя». Преобразователь знал, с кем имеет дело; знал, как трудно сдвинуть народ с вековых привычек даже и в том случае, когда христианскому народу предлагалось вести летосчисление от Рождества начальника веры и спасения; нужно было ослабить отталкивающий пример немцев, еретиков, и вот впервые пред русским народом выставляется пример, авторитет народов близких, родных, пример православных славян. На границе двух веков, на границе древней и новой России раздался призыв русским людям к единению с родными народами. Была и другая новость в последний год XVII века: учрежден русский «славный чин» св. апостола Андрея. Первым кавалером был ближний боярин и воинского морского каравана (флота) генераладмирал Федор Алексеевич Головин. Первым генераладмиралом был друг юности Петра – Лефорт, который умер в марте 1699 года. С его смертью порвалась эта личная, так сказать, связь Петра с иностранцами, кончился период влияния Немецкой слободы. Заграничное путешествие, это расширение сферы при практической деятельности, окончило воспитание Петра. Как человек силы, он воспользовался всем, что представил ему богатый цивилизацией Запад, но возвратился более русским, чем выехал из России. Имя Лефорта долго еще будет на языке врагов преобразования, но это будет с их стороны уже злоупотребление, злонамеренность, ибо соблазн дружбы с иностранцем исчез навсегда. При царе на первом плане русский человек, Головин, превосходивший всех русских людей своей бывалостью: он заключил договор с китайцами на границах Сибири, он же вел переговоры в Голландии о союзе против турок. Головин со званием генераладмирала соединял заведование иностранными делами, являлся в глазах иностранцев первым министром.