Сергей Соловьев - Чтения и рассказы по истории России

Петр вышел из своей тяжелой школы, отравленный этой семейной борьбою между мачехой и падчерицами, этой кровью, которой стрельцы так усердно поливали перед ним кремлевскую почву. Чтото выйдет из него? В русской истории был уже пример царственного ребенка, высокодаровитого и страстного, воспитанного подобным же образом: из этого ребенка вышел Иоанн Грозный. Не отыщется ли, к счастью России, какоенибудь противоядие? Кажется, отыскалось: это кипучая практическая деятельность, постоянное пребывание в работе, а труд есть могущественное средство успокоения, просветления души, труд, соответствующий, разумеется, силам; а какой труд мог соответствовать силам Петpa – труд преобразования! Древняя Россия дала яд великому человеку в стрелецком бунте; она же представила и противоядие в своей потребности преобразования, в своей готовности к нему. Пусть же молодой человек пребывает в работе: эта работа вылечивает его от яда, принятого в детстве; пусть не знает покоя, бросается к широкому морю, пусть строит корабль, на котором человек борется с страшной волнующейся стихией и владеет ею; пусть молодой царь упражняет свои силы в этом труде, в этой борьбе, столь достойной человека; чем более, чем многообразнее он будет трудиться, чем далее уйдет, чем более предметов завидит и усвоит себе, тем скорее успокоится, скорее просветлеет душой, скорее дастся перевес добрым в ней началам, скорее он забудет о стрелецком бунте, о кремлевской крови.

Но ему не дают забыть: только что собрался за границу, как узнает, что люди, недовольные им и его делом, дожидаются его отъезда для исполнения своих замыслов; их надежда на стрельцов и казаков – надежда, что одни начнут с одного конца, а другие с другого. Смутники были переказнены; Петра проводили кровавыми проводами. Путешествие, сильная деятельность за границей успокоили его: он собирается окончить путешествие, посмотрев на царицу южного моря, на Венецию; он возвратится домой спокойный, довольный, с богатой добычей… Нет, поехал от крови и возвратится к крови; ему не дают окончить путешествие; его зовут разделываться с стрельцами. Софья не умерла для мира в монастырской келье; она воспользовалась отсутствием брата и опять обратилась к стрельцам, и на этот раз стрельцы откликнулись, потому что были недовольны, сильно раздражены. Они видели ясно, что им предстоит тяжкое преобразование: из стрельцов превратиться в солдат. Стрелец нес легкую службу: сходит на караул – и свободен; у него свой дом в слободе, своя семья, своя лавочка, где он торгует в свободное время. Но теперь постоянная, тяжелая служба. Стрельцы оторваны от привольной московской жизни и двинуты на край света – в Азов; ждут не дождутся, когда отпустят их домой в Москву; а тут указ: велят им идти на другой край света – на литовскую границу, куда царь велел собирать войска, чтоб поддерживать избрание на польский престол пригодного для России кандидата, курфюрста саксонского Августа. Тоска стрельцов по Москве достигла высшей степени, некоторые бежали из полков в Москву и принесли оттуда товарищам призыв от царевны Софьи: «Теперь вам худо, а впредь будет еще хуже. Ступайте к Москве, чего вы стали? Про государя ничего не слышно. Быть вам в Москве, стать табором под Девичьим монастырем и бить мне челом, чтоб я шла попрежнему на державство; а если бы солдаты пускать к Москве не стали, то их побить». Бунт вспыхнул, раздались крики: «Идти к Москве! Немецкую слободу разорить и немцев побить за то, что от них православие закоснело; бояр побить; стрельцы от бояр и от иноземцев погибают и Москвы не знают; непременно идти к Москве, хотя б умереть, а один предел учинить. И к донским казакам ведомость послать; государя в Москву не пустить и убить за то, что почал веровать в немцев, сложился с немцами».

Стрельцы двинулись к Москве; солдаты под начальством боярина Шейна загородили им дорогу и поразили их. Пленных подвергли розыску; винились в бунте; но никто не сказал о призыве из Москвы. Шейн не догадался об этом призыве, но Петр тотчас догадался, как только получил известие о стрелецких волнениях – это было больное место – рана раскрылась. Петр спешил в Москву в тревоге и гневе, и чем он сдержится? Он схватится с стрельцами врукопашную, с этими врагами, которые истерзали его родных, заставили расти в унижении, пренебрежении; отняли средства учиться вовремя, как следует; с этими врагами, которые объявили, что не пустят его в Россию, убьют за то, что он уверовал в немцев, сложился с ними; которые стали поперек его делу, позорят это дело в глазах русских людей, клевещут на царя, выставляют его еретиком, немцем, а себя людьми, ставшими за православие, тогда как в сущности у них другие побуждения, столь ненавистные Петру: он зовет свой народ к тяжелому, необходимому труду и сам подает пример такого труда, а тут люди, которые хотят его убить, чтоб избавиться от трудных походов, возвратиться в Москву и жить покойно. Страсть, гнев, мщение сдерживаются религиознонравственными правилами, христианским уважением, любовью к ближнему, страхом божиим для одних, страхом человеческим для других; ум часто становится угодником страсти; он внушает гневному человеку, стремящемуся схватиться с врагом: действуй сильнее, истреби зло с корнем; вырежь, выжги, порази толпу ужасом, который бы отнял всякую способность к сопротивлению; тебе предстоит громадная деятельность для благородной дели; есть люди злонамеренные, которые будут ей противиться: истреби их, не оставляй врага в тылу у себя. И вот страсть, гнев получают новую пищу, получают оправдание. И вот Петр поканчивает со стрельцами пыткой, виселицей и плахой.