Борис Акунин - Между Азией и Европой. История Российского государства. От Ивана III до Бориса Годунова

Самой насущной из задач, стоявших перед Иваном Васильевичем в начале его княжения, было присоединение других русских княжеств, полностью зависимых от Москвы и слабых, но всё еще обособленных. С каждым из этих владений Иван действовал по-своему, в зависимости от ситуации. Не торопился, зато обходился без кровопролития – всего один раз был вынужден прибегнуть к силе оружия, однако до сражения дело не дошло.

Начал он, в первый же год по восшествии на престол, с беспомощного Ярославского княжества: вынудил тамошнего великого князя и мелких князей бить ему челом о принятии в подданство, на службу. При этом все ярославские князья остались владеть своими землями, но уже в качестве вотчин, пожалованных государем, то есть сравнялись по положению с московскими «служебными» князьями.

С Ростовским княжеством десятилетие спустя произошло еще проще. Правящее семейство, обеднев, в 1474 году продало Ивану свою независимость и тоже влилось в состав московского боярства.

С двумя крупными княжествами, Тверским и Рязанским, пришлось обойтись иначе.

Пока была жива первая жена Ивана, тверская княжна Мария Борисовна, продолжал действовать договор, в свое время заключенный между родителями супругов. Тверской великий князь Михаил, шурин Ивана, неукоснительно выполнял все обязательства и послушно водил дружину куда прикажет Москва, однако ее требовательность всё возрастала.

В конце концов Михаил Борисович попробовал заручиться поддержкой Литвы. Он женился на внучке Казимира Литовского и заключил с ним союз. Иван III только этого и ждал. Он направил на Тверь свои полки, и тверскому князю, не имевшему возможности сопротивляться, пришлось каяться, просить мира. Иван Васильевич редко съедал добычу в один прием, стремясь не доводить противника до крайности, пока не истощит все его силы. Поэтому он оставил Михаила Борисовича в Твери, однако тот должен был отныне именовать московского государя «старшим братом», отказаться от литовского союза и вообще от права на какие-либо внешние сношения без разрешения Ивана.

После этого тверские бояре стали массово переходить на московскую службу, что еще больше ослабило Михаила. В том же 1485 году всё и закончилось. Москвичи перехватили то ли подлинное, то ли фальшивое послание тверского князя к Казимиру, и Иван снова засобирался в поход. Михаил Борисович слал гонцов, пытаясь оправдаться, но великий князь ничего не хотел слушать – пришло время окончательно аннексировать Тверь. Последние сторонники князя переметнулись к Ивану, после чего Михаилу оставалось только бежать в Литву, откуда он уже не вернулся.

Так закончилась независимость Твери, которая в предыдущем столетии соперничала с Москвой и чуть было не одержала над ней верх.

С Рязанью устроилось тихо и мирно. Иван выдал за тамошнего князя Василия Ивановича свою сестру Анну, женщину умную, ловкую и осторожную. Овдовев, она во всём слушалась старшего брата, рачительно управляя своими владениями. Никаких поводов для недовольства Ивану она не подавала и сумела передать земли сыновьям. Один из них умер бездетным и завещал свою половину княжества дяде Ивану Васильевичу; вторая половина до смерти государя формально в состав московского государства не входила, однако без каких-либо осложнений присоединилась к нему несколько позже, в правление Василия III.

Возможно, Иван Васильевич потому и довольствовался до конца своих дней титулом великого князя, что это звание на Руси теперь звучало иначе, чем в прежние времена. На обширной территории от Балтики до Уральских гор и от северных морей до южных степей остался один-единственный великий князь – московский.

Главный прирост территорий, однако, Москве дали не соседние княжества, а торговые республики, которые властолюбивый объединитель прибирал к рукам одну за другой.

О присоединении сильнейшей из них, Господина Великого Новгорода, речь пойдет в отдельной главе – это была целая эпопея, изменившая облик государства; она сопровождалась масштабными событиями, боевыми действиями и массовыми репрессиями. Две другие республики, Псковская и Вятская, доставили Ивану III меньше хлопот.

Про Вятку красочнее других историков высказался Карамзин: «Малочисленный ее народ, управляемый законами демократии, …сделался ужасен своими дерзкими разбоями, не щадя и самых единоплеменников. Вологда, Устюг, Двинская земля опасались сих Русских Норманов столько же, как и Болгария: легкие вооруженные суда их непрестанно носились по Каме и Волге».