Борис Акунин - Между Азией и Европой. История Российского государства. От Ивана III до Бориса Годунова

– Присоединить независимые русские княжества и республики.

– Разрушить или хотя бы ослабить удельную систему в самой Московии.

– Возродить суверенитет, то есть окончательно избавиться от ордынского диктата и обеспечить новой стране международный статус, соответствующий ее размерам и силе.

– Но важнее всего было осуществить дело трудное и небывалое: создать принципиально иную государственную систему, потому что прежними методами объединенной Русью управлять было бы невозможно. Менять надо было всё: структуру власти, финансовые механизмы, социальные отношения. Как осуществить эту многокомпонентную программу, никто за отсутствием опыта не знал, да, кажется, объединитель и не очень сознавал всю сумму потребностей такого государства, до самого конца пытаясь управлять им как очень большой вотчиной.

Итак, цели, стоявшие перед Иваном III, имели разную степень сложности. К достижению каждой он двигался основательно, без спешки. Иногда какая-то вроде бы не слишком головоломная задача решалась долгие годы, но это великого князя, кажется, особенно не заботило. Он не жалел ни времени, ни сил, если можно было обойтись без лишних затрат и кровавых конфликтов.

Вот почему процесс объединения и государственного обустройства великорусских земель продолжался всё долгое княжение Ивана Васильевича, и завершать некоторые дела пришлось уже преемнику, Василию III.

Что же касается проблем организационно-структурных, то, как мы увидим, многие из них так и остались неразрешенными вплоть до самого финала «второго» русского государства.

Для достижения всех этих трудных целей была необходима абсолютная полнота власти, а ею молодой князь поначалу далеко еще не обладал. Само представление о том, что один человек может неограниченно распоряжаться делами княжества, было каким-то нерусским – так правили в Золотой Орде, но не на Руси. Возвышение Москвы произошло чуть ли не в первую очередь благодаря тому, что князь во всем опирался на бояр, а они стояли за него стеной, не раз спасая династию от гибели. Боярская дума была чем-то вроде кабинета министров или высшего государственного совета, без одобрения которого не принимались никакие важные решения. В случае военной опасности государь не мог обойтись без полков, которые приводили под его знамя вассалы, удельные князья, да и у знатнейших бояр тоже были собственные дружины.

Государев двор был устроен очень просто. Придворного церемониала, по-видимому, еще не существовало. Никакой особенной сакральностью фигура великого князя окружена не была. Большие бояре вели себя с ним довольно независимо, и государю нужно было проявлять в отношениях со знатью осторожность. Любой вельможа имел право, оскорбившись, отбыть со всей челядью к другому владыке, при этом еще и сохранив свои вотчины.

В Москве и во всей стране была свежа память о том, как всего полтора десятилетия назад отец Ивана, изгнанный из собственной столицы, униженный и искалеченный, скитался по Руси, моля о помощи других князей и прося убежища у богатого Новгорода.

Однако к концу княжения Ивана III положение монарха поднялось на такую небывалую высоту, что для страны с подобным устройством власти вошло в обиход новое название «государство» – как производное от слова «государь», то есть нечто, принадлежащее одному-единственному человеку. Мы видели, что Иван Васильевич относился к собственной семье как к государственному институту, однако верно и то, что государство он тоже рассматривал как подчиненную ему большую семью – не в том смысле, что любил своих подданных (он и родственников-то не особенно жаловал), а по принципу взаимоотношений. Русский государь был патриархом, «отцом»; все остальные жители страны – его «детьми». В патриархальной семье отец руководствуется не законом, а собственными представлениями о правильности, главным же достоинством детей считается беспрекословное послушание. Отец-государь лучше знает, а если в чем ошибся, то ответит не перед народом, а перед Богом. (В разделе, посвященном царствованию Ивана Грозного, мы увидим, до каких эксцессов могло довести подобное представление о государстве.)

Возвеличивание монархической власти, стоявшей в 1462 году сравнительно невысоко, а к началу XVI века уже поражавшее иностранцев своими масштабами, было процессом постепенным и складывалось из нескольких компонентов.

Иван III не придавал большого значения внешней пышности, если только она не давала какой-то практической пользы. Ему, кажется, было не столь важно, какой у него на голове венец – пускай скромный великокняжеский, лишь бы обладать настоящей властью. Германский император Фридрих III, искавший в русском правителе союзника против турок, однажды предложил ему королевскую корону, но Иван Васильевич отказался от громкого титула, который поставил бы его вровень с соседними сюзеренами – шведским, польским, датским королями. Принять корону из рук императора означало бы признать себя ниже чужеземного владыки, да и в статусе упомянутых выше королей, с точки зрения московского властителя, ничего завидного не было. Для него было важно называться «государем всея Руси», хотя это звание было не констатацией факта, а скорее декларацией о намерениях.