Кирилл Назаренко - Флот, революция и власть в России - 1917–1921

Позднее никакого пренебрежения бывшими офицерами официальные советские органы себе не позволяли. Например, 6 апреля 1919 г. Н. И. Подвойский, занимавший тогда должность наркомвоенмора Украины, обратился в МГШ с просьбой указать кандидатуру для замещения должности комфлота Украины и командира флотского экипажа. Морское управление Украины выдвинуло на пост комфлота бывшего капитана 1 ранга А. И. Шейковского (в документе назван «Швейковским»), комиссаром при нем матроса А. В. Полупанова. В качестве командира экипажа был предложен С. В. Максимов, охарактеризованный как «прапорщик производства октябрь 1916 из второго балтийского [флотского экипажа]» [216]. На должность начальника Морского управления Украины был выдвинут «прапорщик по механической части» [217]А. Т. Дарморос (иногда встречается написание «Дармороз»). Через два дня Н. И. Подвойский в телеграмме на имя Л. Д. Троцкого просил откомандировать на Украину из Орла «бывшего капитана 2 ранга [Г. И.] Бутакова 4-го» [218]. Таким образом, главным критерием профессиональной пригодности моряка в этой переписке выступает его принадлежность к бывшему офицерскому корпусу, а конкретно – последний чин, полученный до революции с указанием на время производства для офицеров военного времени. Это заставляет предположить, что прапорщики, произведенные до февраля 1917 г., считались лучше подготовленными или более опытными, чем выпущенные при Временном правительстве.

Конечно, положение бывших офицеров в Красном флоте, особенно в 1918 г. могло быть очень тяжелым. Будущий адмирал советского флота И. С. Исаков вспоминал о своих раздумьях весной 1920 г.: «А потом, в каюте, я думал: почему мне должны верить больше, чем [Р.] Семченко (мичман, пытавшийся перебежать к белым. – К. Н .)? Что я не из дворян? Что участник Ледового похода и боев с англичанами на Балтике? Этого мало. Это не гарантия политической лояльности на всю жизнь. И еще, – значит, я расплачиваюсь не только за себя, но и за семченков. А сколько их? И где они маскируются? Получается, бывшее офицерство – вроде каиновой печати» [219]. Р. Семченко принадлежал ко второму выпуску ОГК, он учился вместе с Ф. Ф. Раскольниковым и И. С. Исаковым [220]. Некоторые бывшие офицеры прибегали к самоубийству. Так, 9 ноября 1918 г. в Москве бывший капитан 2 ранга Б. В. Муромцев явился для регистрации в Наркомат по морским делам и прямо в помещении наркомата застрелился [221]. Некоторые видные большевики высказывали мысли о том, что при строительстве новых вооруженных сил офицеры принесут не пользу, а вред. Так, при обсуждении «Декларации прав солдата», тех ее пунктов, где шла речь о выборности командного состава, «И. Л. Дзевялтовский предупредил “о возможности безработников”. На что Н. И. Подвойский, в частности, заметил: “пусть разбегутся офицеры”» [222].

Впрочем, и в те дни раздавались иные голоса. Так, большевик-подпольщик, солдат царской армии Н. И. Муралов, назначенный 3 ноября 1917 г. комиссаром Московского военного округа с правами командования, издал приказ № 3 о выборах командного состава во всех воинских частях. «В приказе содержалось обращение к солдатам при выборах не забывать “о тех офицерах, которые всегда были с вами и за вас”, а также о тех, кто не шел вместе с солдатами, но и не был “в стане… врагов” – они могут быть полезными “своими военно-техническими знаниями”» [223].

Впрочем, быт офицеров был довольно тяжелым, особенно по сравнению с привычными для них жизненными стандартами. Особая комиссия обследовала состояние Балтийского флота в начале осени 1918 г. и обнаружила очень плохую связь начальника морских сил моря с МГШ. Комиссия «конфиденциально» докладывала начальнику Уставного отделения МГШ В. В. Яковлеву: «Морской Генеральный штаб не имел и не имеет яркого представления о жизни Балтийского флота… Комиссия констатирует со стороны командного состава боязнь открыто заявлять о существующих обвинениях, предъявляемых ему на каждом шагу… Пример хотя бы в большом числе случаев наряда командного состава на черные работы и ни об одном из этих случаев не было доведено до сведения ни МГШ, ни – поэтому – высшей власти» [224]. При разборе дела всплыли жалобы, которые подавались ранее на явные нарушения прав комсостава, но при этом указывалось на невозможность сообщить о них «по причинам именно формального характера» [225]. Таким образом, уже в конце 1918 г. наряд командного состава (то есть бывших офицеров) на грязные работы считался в центре чем-то ненормальным, хотя на местах и практиковался.