Пантелеймон Кулиш - История воссоединения Руси. Том 1

Когда мы вспомним, что, по смерти Болеслава Храброго, простонародье избило навязанных ему аристократией бискупов и ксензов, и когда сообразим, что никогда не было подобного факта в истории распространения славянского обряда, то сделается понятным, каким чудом русские князья, отнимая у ляхов берега Сана и земли, близкие к Висле, навеки утверждали между туземцами русское имя. При народоправной системе их господства и при славянском характере русского богослужения, завоевание было тут некоторого рода освобождением, или возвращением народа к тому порядку вещей, который был нарушаем олатиненными панами, и который у древних русских князей оставался основою созидаемой ими гражданственности. Киевскому Владимиру представлялась полная возможность превратить всю Польшу в Русь, как превратил он в Русь Червенскую землю, населенную белыми хорватами. Для этого стоило ему только поддержать угнетенных против угнетателей; а в Польше народ никогда не переставал чувствовать, что он обижен во всех своих правах панами, и всегда был готов восставать против шляхты. Порядок, устроенный шляхтою в Польше, тем только и держался, что народ был убог и придавлен, а шляхта всегда была вооружена и держала на жалованье немецкие роты. Этот порядок был до того непрочен, что, когда бывало шляхетское войско начнет после похода требовать жалованье и, не получив его, грабить королевские, духовные и панские имения, — государственные люди теряли голову и предсказывали на сеймах разрушение Польши. Но особенно сильно поколебался созданный панами строй жизни в половиие XVII столетия, когда Украина Польского государства, поднялась против шляхты, под предводительством Хмельницкого. От днепровских Порогов до Вислы все простонародье восстало против господствующего сословия и начало действовать заодно с казаками Хмельницкого. Тогдашний сенатор Станислав Радзивил, в своем дневнике, рассказывает, что и в самой Варшаве чернь (NB. уже вполне католическая) готовилась подняться против шляхты по-казацки, и говорит, что если бы хоть один казацкий полк появился в то время на берегах Вислы, то все вельможные паны побежали бы из Варшавы опрометью. Муд рено ли же было Владимиру в Х-м веке расширять географические пределы русского имени в привислянских областях, которые, по языку и обычаям жителей, были еще очень близки с областями днепровскими? Что в этих областях панская власть во времена Киевского Владимира держалась весьма ненадежно, — видно из избиения бискупов и ксензов, спустя несколько десятков лет по смерти Владимира. Польские писатели дают этому событию такой вид, что это был бунт язычников против христианства. Но мы знаем, во первых, что у старых польских летописцев язычниками назывались все не латинцы, а во вторых, что прежде латинства здесь был распространен славянский обряд. Поэтому война против панов могла быть предпринята народом не за одни притеснения в судных правах и в имуществе, но и за веру, которая в одних местностях быда введена здесь проповедниками славянского обряда, в других же оставалась еще в первобытном своем виде, — в том виде, в каком Киевский Владимир нашел славянское язычество на берегах Днепра.

Как бы то ни было, но шляхетская Польша должна была, во все время своего существования, поддерживать себя теми же способами, какими она первоначально устроилась. В её истории, от начала до конца, идет борьба панства с началом равноправности, которой домогались от панов — сперва весь низший слой польского гражданского общества, потом мелкая польская шляхта, а наконец украинские казаки, — не говоря уже о том, что, по современному пониманию жизни, стоит гораздо ниже, — о её посягательствах на русскую народность путем превращения Руси в Польшу посредством унии и католичества. Чем начала шляхетская Польша свое существование, тем и кончила: до последнего времени не поделилась вельможная шляхта правом поземельной собственности, равноправностью на суде и личною свободою с теми, которые в начале были одинаковыми с нею гражданами, и до сих пор готова утверждать, что все восстания казаков были простым разбоем. Но сила вещей, вразумляющая так или иначе всех деспотов и исторических нахалов, привела к тому, что права всего народа уравнены наконец в раскроенной натрое Польше, наперекор закоренелой шляхетчине, какое бы значение ни придавали историки столетней борьбе казачества с польско-русскою шляхтою. Начатое, неведомо нам, по каким видам, русским князем Вдадимиром и докончено русским императором Александром, в видах ясной для каждого идеи экономического, а следовательно и нравственного, преуспеяния страны.