И. Лисюченко - История России до ХХ века. Учебное пособие

Именно жизнь в подобной поликультурной среде, по всей видимости, объясняет редкую в мировой истории терпимость восточнославянских народов – терпимость к чужим народам, верам и обычаям. Для русских совершенно не характерно презрительное или высокомерное отношение к людям иной общности, что резко отличает их от западных народов. Сама же терпимость славян обусловила, в свою очередь, их редкий ассимиляционный потенциал. За последние две тысячи лет со славянами, в частности, с восточными, слились бесчисленные племена – племена, даже названия которых порой не известны историкам. Ассимиляция, за редчайшим исключением, была мирной и добровольной. Фактически в ряде регионов России она продолжается и сейчас (Поволжье, Русский Север, Сибирь, Дальний Восток).

Русским довольно легко было стать, для этого, как правило, было достаточно принять Православие, фактически не отказываясь при этом ни от своих обычаев, ни от своего мироощущения. Русским считались и вице-канцлер Петра Великого Шафиров, по происхождению – крещёный еврей, и другой крещёный еврей – выдающийся этнограф П. В. Шейн, величайший знаток восточнославянской народной культуры, и обрусевший немец Н. Г. Гартвиг, посол России в Сербии в начале XX века, ярый панславист и противник германского империализма. Подобное положение дел порождало следующие высказывания, немыслимые на Западе и даже в Китае и Исламском мире. В частности, русские крестьяне XIX века так говорили о принявших Православие: «Покрестились – значит, стали русские, русской веры». Православные финно-угры в тот же период времени так определяли свою национальность: «Мы – русские, только язык у нас другой». Наконец, даже в наше время нам пришлось услышать следующее высказывание: «Я – русский православный ногаец».

Кроме того, своими, т. е. входящими в свою цивилизацию, могли стать и восприниматься таковыми не только лица, но и целые народы – армяне, грузины, православные осетины, ассирийцы и т. д. В западную же цивилизацию, как показывают, в частности, примеры Польши, Чехии, Словакии, Хорватии и Словении, невозможно войти целым этносом. Разумеется, вышерассмотренные культурные традиции придавали русскому обществу дополнительный запас прочности.

Итак, жизнь в Восточной Европе и колоссальные миграции имели для восточных славян ряд серьёзных положительных последствий. Однако, нельзя не сказать и об ином. Географическое положение Руси превратило её историю в историю одной непрекращающейся грандиозной войны. Частично и этим объясняется хроническая бедность русских. Многие же события военно-политической истории страны можно объяснить только с привлечением экономических данных. Так, в XVII столетии на нужды обороны в среднем страна тратила 60 % своих доходов, при Петре Великом – 2/3 доходов. Видимо, так было и раньше, но подобных сведений от более древних времён не сохранилось. Наконец, в бюджетах за 1808, 1809, 1812, 1877 и 1878 гг. военные расходы превышали все доходы страны. Специально следует отметить, что слишком многие войны России были настолько тяжёлыми, что речь в таких случаях фактически должна вестись не просто о решении тех или иных внешнеполитических задач, а о выживании самого народа и государства. Трижды в своей истории Русь смогла даже сокрушить государства, уже близко подошедшие к всеобщему господству. Речь идёт об Орде, Франции времён правления Наполеона и гитлеровской Германии. Неоднократно наша страна была вынуждена становиться единым военным лагерем – просто для того, чтобы выжить.

Подобное положение дел имело несколько важнейших следствий. Во-первых, это обусловило общий военизированный характер русского общества. Во-вторых, бесчисленные войны Руси породили здесь мощное военно-бюрократическое государство. В-третьих, без рассмотрения психологической реакции человека на экстремальные обстоятельства остается загадкой эсхатологизм мироощущения восточных славян, их постоянная обращенность к загробной жизни, очень личное переживание грядущего Страшного Суда в русском Православии, идеал Святой Руси, безмерно далекий от холодного прагматизма западного общества и т. д. Частое, а порой – каждосекундное ожидание близкой смерти вследствие страшных и почти беспрерывных войн, которые вела Россия, гибель близких, ставшая едва ли не привычной, легко объясняют это своеобразие русской культуры.

Наконец, тяжелейшие войны породили в русской культуре настоящий культ оборонительной войны – явление, совершенно не характерное для мировой культуры. В частности, русский (и южнославянский) героический эпос прославляет, за редчайшим исключением, только такую войну. Только оборонительная война и считалась на Руси, как и в Сербии, Черногории и Болгарии, единственно справедливой. Русские былины в этом отношении представляют собой разительный контраст со многими эпическими произведениями других народов, даже с такими выдающимися, как «Илиада» или «Одиссея». Общественное мнение России всегда более чем сочувственно относилось к другим жертвам агрессии, что порой диктовало русским правящим кругам необходимость проведения альтруистической внешней политики, также совершенно не характерной для истории других государств. Без преувеличения можно сказать, что Россия, в первую очередь, русский народ спас немало народов от физического и духовного порабощения. С уверенностью можно констатировать, что сейчас, к примеру, не было бы таких народов, как эстонцы, латыши, литовцы, сербы, черногорцы, молдаване, грузины, армяне, ассирийцы и другие. В крайнем случае, они сохранились бы лишь как реликтовые этнографические группы, да и то, скорее всего, приняв чужую веру и обычаи.