Георгий Чочиев - Осетины на Ближнем Востоке - поселение, адаптация, этносоциальная эволюция (краткий очерк)

Судя по османским документам, с первых же лет поселения в карсско-сарыкамышском регионе некоторые осетины и другие выходцы с Кавказа, несмотря на освобождение от воинской обязанности, привлекались к добро-вольной оплачиваемой службе в армейских и пограничных подразделениях. Так, уже в 1860 г. власти объявили о наборе 500 человек «из числа прибывшего из России в окрестные казы населения» на охранную службу в сооружаемые вдоль границы укрепленные посты [2, досье 113/75]. В период русско-турецкой войны 1877-1878 гг., когда местные осетинские села оказались в эпицентре боевых действий, немалая часть их жителей вступила в иррегулярные «черкесские» кавалерийские формирования и воевала в их составе под командованием Муса-паши (Муссы Кундухова) и Гази Мухаммед-паши (сына имама Шамиля). Однако из-за плохого обеспечения этих отрядов боеприпасами и фуражом и невыплат жалованья многие волонтеры довольно скоро покинули их и вернулись в свои села [27, 42-43, 151, 164-166].

На начальном этапе проживания в регионе осетин отмечались случаи грабежей ими местного населения, торговых караванов и др. Однако по мере налаживания колонистами хозяйственной жизни данная криминальная активность потеряла свое экономическое значение и пошла на убыль. Ее новый всплеск имел место вслед за занятием края русскими войсками. Оказавшись в неопределенности относительно своего будущего и ожидая в течение нескольких лет решения вопроса о переселении на османскую территорию, осетины «долгое время не занимались ни хлебопашеством, ни скотоводством...», промышляя «...грабежом скота, главным образом лошадей, которых перегоняли за границу». Лишь после эмиграции всех желающих в турецкие пределы оставшиеся в Сарыкамыше осетины принялись за восстановление своего хозяйства и вновь начали обрабатывать землю [16, отд. 2, 36-37].

Взаимоотношения сарыкамышских осетин с окружающим мусульманским населением, несмотря на имевшие место в начальный период определенные трения, были в целом достаточно комплементарны. Большинство этнических групп, рядом с которыми, были здесь размещены осетины, сами представляли собой относительно недавних переселенцев из российского Закавказья (карапапахи) или соседних областей Анатолии (курды, часть турок), расселенных Портой на месте эмигрировавшего армянского и греческого населения, и вследствие этого не имели каких-либо подкрепленных исторической традицией прав и претензий на выделенные осетинам земли и хозяйственные угодья. Политическая интеграция осетин и других северокавказцев в местный мусульманский социум облегчалась также значительным преобладанием в структуре последнего оседлого земледельческого элемента над кочевыми племенами. Отношения колонистов с местными христианами, однако, изначально были более натянуты. Особенно острый характер имели после 1878 г. конфликты осетин с армянами и греками, поселенными русской администрацией в покинутых мусульманами, в том числе и осетинами, селах [28, 30, 33, 35, 269].

Несколько иным было положение осетин на Восточно-Анатолиийском нагорье. Природно-климатические условия Мушской долины, где располагалось большинство осетинских сел, были более благоприятны для сельско-хозяйственной деятельности, а предоставленные им земли — более обширны, чем в сарыкамышском районе. Однако и здесь выращивались главным образом злаки; в производстве же прочих культур поселенцы далеко уступали соседним оседлым земледельцам — армянам и туркам. Крупного рогатого скота и овец в иммигрантских селах, как отмечали современные наблюдатели, было довольно много, но в этом от-ношении они значительно отставали от кочевых курдов. В то же время осетины и другие северскавказцы ощутимо превосходили все местные группы по количеству и качеству своих лошадей, разведение которых и здесь имело определенное коммерческое значение. Существенное число осетин с первых же лет поселения в регионе было вовлечено в более доходные и престижные неаграрные виды деятельности. В частности, поселенцы охотно вступали на службу в жандармерию, полицию, патрульные отряды табачной компании «Режи» и — в меньшей степени — в гражданские государственные учреждения. Немалая часть занималась мелкой торговлей, а также весьма выгодной контрабандой табака [8, 80-81, 164; 26, 81-82]. В целом уровень благосостояния местной осетинской общины был, несомненно, выше, чем у окружающего населения [8, 164; 30, 331, 353].

Отношения поселенных в Муше, Битлисе и Сиирте осетин с основными категориями коренного населения носили крайне сложный характер, что проистекало из слабости здесь позиций официальной власти и существования в регионе освященной многовековой традицией системы эксплуатации (в форме феодально-патриархального «патронажа») одних этносоциальных коллективов другими. Во главе этой иерархии находились кочевые курдские племена, далее следовали оседлые и неплеменные курды и иные мусульманские общины, самое же приниженное положение занимали армяне и другие христиане. Осетины поначалу рассматривались вождями курдских племен в качестве чужеродного элемента, подлежавшего либо включению в местную иерархию на правах подчиненной группы, либо вытеснению с предоставленных им правительством земель. «Основанием» для таких претензий служило и то обстоятельство, что почти все колонии северокавказцев были созданы на месте сел, относительно недавно покинутых армянами, находившимися до эмиграции в полукрепостной зависимости от курдов, что рождало у последних соблазн перенести свои «владетельные права» на новопоселенцев. Однако благодаря довольно быстрой выработке поселенцами эффективных механизмов взаимопомощи, их лучшей военно-технической оснащенности и поддержке со стороны провинциальных администраций им, несмотря на малочисленность, удалось закрепиться в местной этносоциальной структуре на сравнительно высокой ступени, предполагавшей полную автономию во внутренних делах и уважение личной свободы и достоинства, хотя и при определенных формах номинальной «вассальной» зависимости от наиболее могущественных племен [26, 81-82]. Впрочем, сами иммигранты нередко совершали грабительские набеги не только на армянские селения, но и на владения кочевников, а временами участвовали в качестве добровольцев в военно-полицейских акциях властей против мятежных элементов [8, 163-164; 30, 341; 26, 82]. При случае же ими проводилась вполне самостоятельная локальная политика, даже если это шло вразрез с интересами их формальных «сюзеренов».