Альманах Array - Триединство. Россия перед близким Востоком и недалеким Западом. Научно-литературный альманах. Выпуск 1

Кажется, Эйлеру принадлежит мысль: «Даже в области физики материальное отступает перед духовным». А Эмерсон более века назад скажет: «Аксиомы физики выражают на ином языке этические законы» («Природа»). Наука становится нравственной, к чему до сих пор она относилась более, чем спокойно, полагая, что всякое субъективное вмешательство, даже из высших соображений, помешает ее объективности. Преодоление двойственности, увековеченного стремления разделять и властвовать, требует немалых усилий. В свое время Шеллинг в лекциях по «Философии языка и слова» сетовал, что «внутренняя двойственность» столь «укоренена в нашем сознании, что, даже когда мы наедине с собой или думаем, что мы наедине, мы все же неизменно мыслим как бы вдвоем и обнаруживаем это в своем мышлении и должны признать наше сокровенное глубочайшее бытие по существу своему драматическим».

В религиозной практике исихазма нет места этому драматическому противоречию: в молитвенном состоянии, в божественном безмолвии происходит встреча энергий, стяжание благодати. «Когда соединение сформировалось, деятельным началом в нем является только энергия, Божественная благодать. Лишь она действует. Но она может действовать лишь в человеке, может выражать, выявлять себя в наличном бытии лишь его действиями – и дело энергий человека, если угодно, самоустраниться: дать благодати вселиться и действовать в человеке. Человек должен стать открытым, “прозрачным” для благодати» («Синергия», с. 109).

Это напоминает буддийский идеал анатмана – «не-я»: чтобы стать собой, узреть себя истинного, светлую природу Будды, нужно забыть себя внешнего, свое эго. Если твое сознание проснулось, то увидишь иллюзорность того, что ценил в прежней жизни. Нисида Китаро, дзэнскому философу, открылось в опыте, что «Наше истинное Я есть изначальная субстанция Вселенной. Когда мы узнаем себя подлинного, мы не только воссоединяемся со всем человечеством, но становимся едины с изначальным универсумом, воссоединяемся в духе с Божественным Разумом». Претворяется дзэнское ощущение «Одного во всем, и всего в Одном», или всеобщий закон: Истина открывается лишь забывшему о себе, преодолевшему свои пристрастия.

Таков Путь спасения в буддизме и в христианстве, и даже в современной науке. Значит, сколько ни кружит человечество, рано или поздно приходит к тому же – к ощущению Всеединого. Но это потребовало признания не линейного, а многомерного мирового порядка, не закрытого, конечного, а открытого, бесконечного, где все существует одновременно. Это доступно лишь целостному уму.

Восточные мудрецы не упрощали лик Вселенной, но верили в его проницаемость, если ум, отпущенный на свободу, может соприкасаться с миром непосредственно, прямо. В созерцательном состоянии раскрывается «цветок Истины», все озаряется изначальным Светом, когда ум пробужден. Преодоление двойственности можно понимать и как искупление первородного греха богоотступничества – отпадения от Единого. А можно понимать как изменение «оси сознания», которая приходит в соответствие с «осью вещей» (по Эмерсону). Уже принцип дополнительности Н. Бора открыл совместимость казавшегося несовместимым: волна и корпускула одновременные свойства света, а по сути – универсальный закон «как бы двойного бытия». Все одновременно едино, волнообразно, бесконечно, и все – индивидуально, точечно, мгновенно.

Некоторые школы буддизма считают, что кшана – мельчайшая частица времени – и есть единственная реальность. Ю.Н. Рерих, говоря о буддизме Махаяны, акцентирует внимание на наличии двух структурообразующих начал: прерывность и непрерывность, точечное (корпускулярное) и линейное (волновое). Они комплиментарны, присущи одному и тому же. Сознание – это мгновенное проявление океана бессознательного, притом что в каждом моменте присутствует весь временной ряд – прошлое, настоящее, будущее. Каждое мгновение (кшана) есть сжатая Вселенная и сжатая Вечность: время и пространство так же недуальны, присутствуют друг в друге.

Итак, если все целостно, существует само по себе, появляется спонтанно и одновременно, то тут неприемлем прежний способ познания, характерный для классической физики. Поэтому проблема методологии науки столь насущна. И можно понять интерес к восточной методике целостного подхода, слабого, точечного воздействия, как, скажем, в иглоукалывании: ни анализа, ни синтеза, а восстановление циркуляции энергии в организме. Веками на Востоке развивали способность ощущать пульсацию энергии, видеть невидимое. Как говорит об этом в Предисловии к переводу на японский Даодэцзина тот же Нисида Китаро: «Разве не скрыто в основе восточной культуры стремление видеть форму бесформенного, слышать голос беззвучного?! Наши сердца постоянно стремятся к этому». Уже в Ицзине изучение понимается как наблюдение за «небесными письменами», вхождение в ритм естественных Перемен, которому повинуются и природа, и человек. Естественно, свой образ действия они называют Недеянием, суть которого в ненасилии над Природой, или действием, которое согласуется с мировым порядком и с особенностью каждого мгновения переживаемой ситуации.