Альманах Array - Триединство. Россия перед близким Востоком и недалеким Западом. Научно-литературный альманах. Выпуск 1

…Вскоре и этот “бунтарь” исчез из их поля зрения…

…А цены все росли. Алжирцы уже не сводили концы с концами. Средний класс исчезал. Дети перестали ходить в школу. Родители предпочитали, чтоб они занимались перепродажей добытых товаров, контрабандой… По вечерам эти дети, одетые в лохмотья, собирались в мечетях, и там им была обеспечена настоящая “промывка мозгов”… Но, спускаясь в ад, неужели Алжир хотел, чтобы все опустили руки? Ведь даже муж ее уже был на грани терпения и чуть было не разрушил себя алкоголем. “– Нет, – сказала я ему. – Я не дам тебе упасть и потащить нас всех за собой в бездну!”» (с. 130-134).

…Их спасет то, что Хайба снова носила под сердцем ребенка, хотя муж ее был почти уверен уже, что она больше никогда не сможет родить… Они уедут в глушь, на юг страны, «подальше от кошмара», который охватил большие города… Там, в Уаргле, им обещали «настоящую работу», – больница только что отстроилась, местные власти прекрасно оборудовали ее, а врачей в провинции, как всегда и везде, – не хватало… Но оказалось, что и здесь, в глуши, всё в руках интегристов. И что их, «лучших медиков Орана», просто завлекли в гнусные сети, попытались вначале соблазнить «хорошими условиями труда», а потом путем шантажа и угроз пытались заставить служить тем, кто превратил нефтяной юг страны в свою вотчину и обеспечивал «защиту своей мафиозной организации тесной спайкой с бандитскими группировками исламистов» (и не без помощи «духовных наставников» из действующей здесь одной из крупных мусульманских «теологических школ», закрывавших глаза на разгул исламистского террора и «убаюкивавших» свою паству уверениями, что «всё в руках Аллаха!»).

…События развивались стремительно, и снова воцарялся «мрак» жизни. Третья часть книги Латифы Бен Мансур так и названа – «Ténèbres» – «Мрак». Дальнейшее цитирование лишь добавит к картине, воссозданной в двух первых частях, где свершилась утрата иллюзий и наступили «сумерки», черных красок. Последний «мазок» – отказ мужа лечить «боевиков». Ему отомстили. Жестокость свершившейся мести уже описана в воспоминаниях героини книги, цитированных выше. «Живые» свидетельствования важны для нас, потому что алжирцы в целом не любят говорить о своей войне. И если героиня повествования чудом осталась живой, то для нее время мучений – неизбывно. Память – это не просто «освобождение прошлого», это постоянно живущее в человеке напоминание о нем, «высвобождение» его в своих ночных кошмарах и в повседневной жизни, когда звонят друзья и спрашивают: «Ну, как ты там?» Картины былого если и стираются в каких-то деталях, то не исчезают в живых ощущениях пространства пережитого. Даже если новая жизнь снова заполнилась работой, ожиданием ребенка, заботами нового и верного друга, повседневной суетой и простой необходимостью жить дальше… Потому что это пространство ее прошлого слишком уж насыщено конфликтами, сущностными для жизни алжирки, мусульманки, просто женщины. Она пережила и конфликт с Традицией Жизни (бросив вызов предрассудкам, став врачом, выйдя замуж за любимого), и внутри самой Традиции (испытав давление старшего поколения женщин, хотя и воспитанных в рамках соблюдения всех законов «благочестия», но постоянно искушаемых соблазнами «безнравственной модернизации»). Хайбе – «пречистой» – удалось сохранить свои принципы, не поддавшись ни требованиям «фундаменталистов», ни соблазнам радикальных обновленцев… Она пережила и социальный конфликт испытания трудностями несвершившихся ожиданий и общественных реформ. Пережила утрату иллюзий и потерю веры в «народность», «демократию» и «социализм»… Пережила и конфликт конфессиональный, поняв, что Ислам, Аллах и вера людская в Него ничего общего не имеют с деяниями и злыми умыслами тех, кто Именем Его нарушает и сам его Замысел мусульманского мироустройства…

Но конфликт насилия над человеком и его жизнью невозможно пережить женщине, над которой надругались бандиты, жене, которой принесли отрубленную голову мужа, матери растерзанного на глазах у нее ребенка.

Вот почему именно женщина пишет свои свидетельства (они не только художественно-типизированные, но и документальные, и это очевидно, даже если героиня Латифы Бен Мансур – обобщенный образ современной алжирки) о кончине своей жизни в родной стране и об обреченности выживать на чужбине. Она, женщина, сконцентрировав в себе всю боль эпохи (которую увидела и запечатлела по-своему, а потому не только дополнила, но и сделала объемными, всесторонне представленными «свидетельские показания» алжирских писателей-мужчин), сконцентрировала в своей душе сущность гражданской войны людей как особой формы несостоявшегося мира, мщения занеосуществившиеся идеалы, несвершившиеся обещания. И «поруганная вера» служила в этой войне лишь эфемерной (если вспомнить Руми) «защитой» кровавых расправ. И разве не Женщину выбрали интегристы одной из первых своих мишеней? «Даже видавшие виды военные были терроризированы вылазками этих бешеных боевиков, порождений самых страшных кошмаров. Женщины становились их первыми жертвами. Именно потому, что женщины дают жизнь ребенку. А этим будущим жизням предстоит испытать страдания этого мира. Вот и вспарывали они в своем отчаянном безумии животы беременных и кромсали зародышей…» (с. 111).