В период массовых репрессий против коммунистов в 1937–1938 годах Крупская не раз пыталась облегчить участь ряда своих товарищей по партии. Так, ей удалось добиться того, чтобы рабочему Николаю Алексеевичу Емельянову, который укрывал Ленина в Разливе, лагерь был заменен ссылкой, добиться освобождения некоторых членов его семьи. Однако когда на сфальсифицированных московских процессах были осуждены на смерть Зиновьев, Каменев, Бухарин и другие, хорошо знакомые Надежде Константиновне лидеры оппозиции, она молчала. В виновность соратников Ленина Крупская не верила, но понимала, что публичное выступление или даже личное письмо Сталину в их защиту граничит с самоубийством.
Кроме воспоминаний об Ильиче, Надежда Константиновна в 20-е и 30-е годы печатала массу статей и брошюр, посвященных вопросам педагогики. Сегодня эти публикации в лучшем случае вызывают улыбку, порой горькую. Например, в 1929 году, в печально памятном году «великого перелома», Крупская призывала «педагогов коммунистов» «заложить в пионерах основы материалистического мировоззрения», «научить ясно понимать, куда идет общественное развитие», «выработать из ребят не на словах, а на деле борцов и строителей».
Надежда Константиновна верила, что человечество развивается по пути к коммунизму, что религия опиум для народа, что бороться надо за торжество революции, а строить только социализм и коммунизм. Предохранять же ребят Крупская призывала от «пичванства». Ну, кто из читателей догадается, что это такое? Для тех, кто не догадался, расшифрую: пионерское чванство, по аналогии с более употребительным в свое время комчванством.
Предохраняться еще надо было, по мысли Надежды Константиновны, от «насквозь буржуазного стремления выдвинуться за счет других». Между тем, это стремление лежало в природе человека во все времена и при любом общественном устройстве, включая социалистическое. А в посткоммунистической России, несмотря на все старания Крупской и ее последователей, оно расцвело пышным, но уродливым цветом.
В 1932 году в статье «Буржуйские замашки вон из советской школы» Надежда Константиновна попыталась просветить юных пионеров и пионерок насчет Международного женского дня и взаимоотношений полов. Пионеры должны заботиться, чтобы «мать могла ходить на ликбез или на собрание» (собрание, конечно, важнее, чем лишние час-другой побыть с собственными детьми!).
Насчет же «отношений между мальчиков и девочек» Крупская объясняла так: «В старое время – при крепостном праве, а потом при капитализме – муж был главой семьи. В церкви попы призывали: «Жена да убоится мужа!» Жена была рабой, слугой своего мужа, без него шагу не смела ступить. В особо грубой форме эта власть проявлялась в деревне, где была очень большая темнота и бесправие. Там сплошь и рядом бывало, что муж колотил жену свою, топтал ногами, выгонял из дому, заставлял на себя работать. Придет пьяный и кричит: «Марья, сапоги снимай!» – «Сейчас, Иван Петрович», – покорно отвечает жена-раба, начинает тащить с пьяного сапоги, а тот старается сапогом ее в лицо ударить. Помещики, местные власти пороли мужиков, а те срывали сердце на бабах. Если жена хотела уйти в город, поступить на работу, она не могла это сделать без разрешения мужа. По закону муж был хозяином жены, она его вещью. У целого ряда народностей и по сию пору муж смотрит на свою жену как на вещь, прячет от чужого глаза, запирает дома, а хочет – продаст ее знакомому, продаст богатому покупателю. Такие нравы заражали. Даже среди людей, кончавших среднюю школу, в ходу бывало битье жен».
Тут Надежда Константиновна полагалась больше на фантазию, чем на личный опыт. Ни в Шушенском, ни в других российских деревнях ей как будто не довелось наблюдать избиений жен пьяными мужьями, тем более сапогом в лицо, да еще тем сапогом, который несчастная супруга должна стянуть с ноги своего хозяина-рабовладельца. Во всяком случае, в «Воспоминаниях о Ленине» Крупская ничего не пишет о подобных эксцессах. Но вот, застращав пионеров стандартным набором ужасов дореволюционного прошлого, она переходит к личным впечатлениям: «Помню, в 1905 году мы с т. Лениным нанимали комнату в одном большом доме. А рядом жил – тоже нанимал комнату – какой-то офицер; так он свою жену каждый вечер таскал за волосы по коридору». Сразу скажу, что и до революции, и после нее пролетарии по части битья и таскания жен за волосы давали фору любому офицеру. Достаточно перечитать рассказы и фельетоны Михаила Булгакова, кстати говоря, в начале 20-х работавшего под началом Надежды Константиновны в Литературном отделе (Лито) Главполитпросвета и с ее помощью получившего комнату в «нехорошей квартире» на Большой Садовой, столь известной по роману «Мастер и Маргарита».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу