Борис Соколов - Ленин и Инесса Арманд

Как раз в мае 1934 года Крупская перенесла сложную операцию по поводу базедовой болезни. Как признавалась Надежда Константиновна в одном из писем, ее буквально шатало от слабости, а тут такой неприятный сюрприз. Ведь отрицательная рецензия в центральном партийном органе вполне может повлечь за собой оргвыводы, вплоть до изъятия книги из продажи. Однако Надежда Константиновна не испугалась, и на публикацию поспеловского опуса отреагировала весьма резко. 25 мая 1934 года Радченко записала ее слова: «Сегодня я отдала очередную свою статью и уже в «Известия», а не в «Правду». Ничего им больше не буду давать, раз они так по-свински поступают, как с помещением у себя этой рецензии. Главное, если целью ее было дискредитирование моих «Воспоминаний», так ведь они достигли обратного: все эти дни мне только и звонят из Коминтерна, прося разрешить переводы книжки на различные иностранные языки. И не только книжки, но и различных моих статей». И уже с озорством: «И все равно буду так писать, и еще почище».

И разрешение на переводы было дано. Разумеется, без санкции ЦК Крупская не могла сделать этого. Очевидно, Сталин сообразил, что воспоминания Крупской все же незаменимы при создании ленинского мифа. Ведь ее жизнь – это и была прежде всего забота о Ленине. Ни о чем другом Надежда Константиновна писать не хотела, да и не могла. И ни один мемуарист не сообщил столько подробностей о жизни вождя. Да и как-то неудобно было запрещать книгу ленинской вдовы. В конце концов, подходящие эпизоды всегда можно растиражировать в других изданиях, а на неудобные просто не обращать внимания.

Положение Крупской улучшилось примерно через год, когда Надежда Константиновна вновь начала публиковаться в «Правде». 23 августа 1935 года Сталин передал тогдашнему председателю Комиссии партийного контроля и будущему «стальному наркому» Николаю Ивановичу Ежову предложения Надежды Константиновны об организации школьного обучения взрослых, не получивших в свое время должного образования, и о публикации в «Правде» ее статьи на эту тему, а также об учреждении музея Ленина в Москве. В сопроводительной записке генсек особо подчеркивал: «Т. Крупская права по всем трем вопросам. Посылаю именно Вам это письмо потому, что у Вас обычно слово не расходится с делом и есть надежда, что мою просьбу выполните, вызовите т. Крупскую, побеседуете с ней и пр.» Ежов поручение выполнил, за что удостоился похвалы вождя, лично сделавшего замечания и дополнения к проекту ленинского музея.

С наркомом просвещения Андреем Сергеевичем Бубновым у Надежды Константиновны складывались не слишком теплые отношения. 5 июня 1937 года Крупская жаловалась в письме Сталину: «Власть наркома в наркомате безгранична. И не всякий нарком пользуется этой властью так, как надо… Но вот чего нельзя допускать – это превращения партии в простое орудие выполнения воли наркома. Нельзя, чтобы нарком грозил не только уволить с работы, но и исключить из партии. Это безмерно усиливает бюрократизм, подхалимство, и без того процветающие в наркомате. Нельзя, чтобы секретарь парткома был просто исполнитель воли наркома. Получается атмосфера подсиживания друг друга, сплетен, чтения в сердцах, получается безысходная склока. Я помню, как боролся всегда с атмосферой склоки Ильич. Это было в Сибири, в Лондоне.

По заданию наркома партком обслуживает и печать. Люди пишут под псевдонимами, клевещут безответственно на работников. Так нельзя. Все это пагубно отражается на деле…

Другой вопрос – это недостаточно налажена борьба с бюрократизмом, не словесная борьба, а деловая… Перестройка работы идет медленно, часто очень поверхностно, больше говорят».

13 октября 1937 года Бубнов был снят с должности, а вскоре арестован и расстрелян как «враг народа». Не исключено, что письмо Крупской послужило поводом для смещения Андрея Сергеевича, но не стоит думать, что со стороны Надежды Константиновны это был скрытый донос на нелюбимого шефа с далеко идущими политическим расчетом. Конечно, Крупская желала ухода Бубнова из наркомата, возможно, даже надеялась занять его место, но не могла предполагать столь трагический исход. Тем более что принципиально Бубнов ничем не отличался от большинства наркомов, чувствуя себя в Наркомпросе царем, богом и воинским начальником. Не за бюрократизм же и поощрение подхалимажа его казнили, а в рамках проводимой Сталиным «смены караула», когда шел планомерный отстрел старых большевиков, которых в органах власти заменяли более молодые выдвиженцы, лично преданные генсеку. Крупскую же наркомом просвещения Сталин делать не стал – учитывал оппозиционное прошлое, преклонный возраст и плохое здоровье.