В Уколова - Последний римлянин (Боэций)

Мысль Боэция сводится к тому, что блаженство может быть обретено человеком при жизни, а поэтому не следует торопить "бег крылатых коней смерти", ибо, если "ты украсил душу наилучшими добродетелями, нет тебе дела до судьи, определяющего награды: ты сам приобщил себя к наилучшему. Если же ты склонишься к {125} пороку, не сетуй на наказание, ты сам предопределил себя к самому плохому концу"22. Философ не придает значения потусторонним наказаниям и наградам, для него не существует рая и ада, он не признает существования в мире двух начал - добра и зла как противостоящих друг другу, не упоминает основных христианских добродетелей, у него полностью отсутствует понятие греха.

Считая, что не бог предопределяет человека к наградам и наказаниям, а сам человек избирает путь, ведущий к благу или уводящий от него, и оценивает свои поступки, исходя из собственной природы, Боэций создает определенный этический идеал. Настоящим человеком, по его мнению, является мудрец, подобный Сократу, достигший совершенства в познании и добродетелях, сумевший не пассивно подчиниться судьбе, а знанием, мудростью достичь полного слияния между необходимостью провиденциального закона и осуществлением внутренне присущей каждому человеку цели его собственного существования. Человеческое благо оказывается связанным не с материальными интересами, а лишь с умственным и нравственным самосовершенствованием человека.

Таким образом, Боэций пытается снять противоречие между детерминированностью человеческой деятельности божественным провидением и существованием свободы выбора, признавая моральную значимость человеческих поступков, определенную тем, что заданной оказывается лишь цель человеческого существования, а не конкретные пути ее достижения. Еще раз в комплексе проследим, чем отличается концепция Боэция от учения Августина о предопределении.

У Августина божественное предопределение - это не предузнание, как у Боэция, а жесткая детерминация человеческих поступков. Предопределение действует в сфере человеческой жизни и человеческой истории. У Боэция провидение проявляется в бытии мира и человеческой жизни как природный имперсональный (безличностный) закон, понятие всеобщей истории и ее связи с провидением отсутствует.

У Августина все зло мира, превратности человеческого существования расплата за первородный грех, за неповиновение воле бога. У Боэция зло вообще изъято из системы мирового бытия, а поэтому не может быть и злой судьбы. Несчастья человека - от недостатка блага, изъяна совершенства, присущих ему вследствие того что {126} он занимает по своей природе такое место в иерархии бытия.

У Августина человек может быть спасен только через божественную благодать. Заранее неведомо, кто предопределен к спасению, а кто к гибели вечной. Боэцию глубоко чужд взгляд на человека как на существо греховное. Человек несовершенен, подвержен порокам, но таковы свойства его естественного происхождения, а не его злой воли. Человек несет в себе божественное начало, и уже это делает его восприимчивым к благу. Следовательно, лишь усилия каждого, сконцентрированные на достижении высшей истины, определяют для него степень и возможность приобщения к высшему благу.

Эта устремленность к благу и способность ее реализовать и определяют личную судьбу человека во всеобщей судьбе мироздания. У человека, считает Боэций, нет и не может быть никакой вины перед богом. У него есть единственная по-настоящему страшная беда - забвение своего первоисточника, своей изначальной причастности к высшему разуму. Выход из этой ситуации не может быть найден на пути веры, служения богу или религиозно понятой добродетели. Именно поэтому у Боэция и не идет речь о спасении в христианском смысле как дарованном благодатью искуплении от земных страданий, предполагающем существование личностной связи между богом и человеком, переживаемой глубоко интимно и эмоционально человеком верующим.

Автор "Утешения" не обращается за спасением к богу, потому что даже представить не в состоянии, чем может помочь ему этот надмирный и бесстрастный высший разум, управляющий великим в своей соразмерности и гармоничности мирозданием. Этот бог не может вмешаться в отдельную человеческую жизнь, ибо ему нет до нее никакого дела. Он управляет делами мирскими и человеческими лишь как необходимой частью мироздания через безличностный закон, через фатум (судьбу) и фортуну. Человек даже не игрушка в его руках, ибо игрушка предполагает какое-то личностное отношение к себе, быть может, даже любовь или нелюбовь. Человек лишь частица мироздания, индивидуальным обликом и индивидуальной судьбой которой можно пренебречь.