В Уколова - Последний римлянин (Боэций)

Перу Кассиодора принадлежат "Варии" - уникальный сборник писем и государственных документов, в которых он стремился придать римское достоинство королям варваров, делая это не только с завидной последовательностью, но и с удивительным красноречием и элегантностью стиля, стяжавшими ему в веках восхищение знатоков латинской словесности. Просвещенный римлянин предпринимает огромные усилия, чтобы представить своих готских хозяев поборниками справедливости, законности и хранителями римских традиций. Более того, он довольно тонко стремится убедить, что античное наследие может служить укреплению варварской государственности. Это оказалось очень важным для дальнейшего развития средневековой культуры.

Кассиодоровы "Хроника" и "История готов" (ее авторский текст утрачен, но отчасти она сохранена в сочинении готского историка Иордана, адаптировавшего ее в своей "Гетике") носят проготский, подчас ярко выраженный пропагандистский характер. Основная идея "Гетики" Кассиодора-Иордана - прославление рода Амалов, восхваление варварской государственности. "История готов" Кассиодора была первой "историей" варварского народа, созданной римлянином ("Германия" Тацита все же не "история" в собственном смысле слова). Она была написана специально, чтобы включить готов в общий ход римской истории и истории всемирной, придать историческую значимость варварскому миру в судьбах современного Кассиодору человечества.

Сохранилось несколько высказываний Кассиодора, в которых он очень высоко оценивает деятельность Боэция как ученого и философа, избегая сообщать что-либо о его участии в политической жизни. Боэций же вообще не упоминает о нем. Относительно причин такого умолчания можно лишь строить предположения, однако тех, {38} кого Боэций любил или считал своими друзьями, он все же запечатлел в своих сочинениях.

Следует отметить, что "готская" подоплека "проримской" политики Теодориха была в конце концов понята той частью римской аристократии, которая возглавлялась Симмахом и Боэцием, одно время даже лелеявшими надежду на возможность восстановления римских порядков под властью варварского короля. Быть может, в этом и кроется главная причина отсутствия у Боэция упоминаний о Кассиодоре? Различия в политической ориентации двух групп римско-италийской знати были связаны и с серьезными расхождениями в мировоззренческой сфере. При общности решаемых ими культурных задач (поиски путей усвоения и переработки античного наследия) водораздел между ними проходил по принципиальному вопросу: Симмах и Боэций никогда не могли бы принять христианскую философию истории5 и признать варваров законными преемниками римской славы, как это сделал Кассиодор.

Из сохранившегося фрагмента "История рода Кассиодоров" известно, что Симмах, "подражая своим предкам, написал семь книг римской истории" 6. Это сочинение до нас не дошло, однако попытки его фрагментарной исследовательской реконструкции позволяют судить об общей идеологической направленности труда Симмаха, для которого христианство было лишь внешним атрибутом, а священными оставались слава и величие Рима - Вечного города. Именно в этом Симмах и Боэций до конца своих дней оставались "последними римлянами". Они могли принимать варварское государство и служить ему до тех пор, пока оно, по их представлению, развивалось в рамках римской государственности и римской культуры.

Подспудные противоречия в среде римско-италийской знати в конце первой четверти VI в. пришли к своему логическому завершению. Многие годы казалось, что не было таких даров, которыми Фортуна не осыпала бы своего любимца Боэция. Но вскоре после того, как он достиг "вершины своего счастья", она устремила на философа свой "леденящий взор" 7, он на собственном опыте убедился, сколь призрачным бывает человеческое счастье, сколь ненадежными недавние сторонники и сколь беспощадными - тайные враги.

События, которые относятся к 523-524 гг., разворачивались следующим образом. От королевского референдария Киприана, судя по имени - римлянина, государю по-{39}ступил донос о тайных письмах, якобы отправленных императору Восточной Римской империи Юстину близким к Боэцию сенатором Альбином. Донос был оглашен на заседании сената в присутствии короля, но в отсутствие Боэция. Сенат заседал не в Равенне, а в Вероне. Король решил, воспользовавшись представившимся столь удобным случаем, "приструнить" сенат, удалив из него неугодных ему лиц. По-видимому, в сенате существовала группа аристократов, против которых Теодорих был решительно настроен. Подозрения короля были подогреты придворными Опилием, Василием и Гауденцием, поддержавшими донос.