Михаил Ульянов - Возвращаясь к самому себе

Меня иной раз спрашивают: по какому принципу вы выбираете роль? Оставим пока в стороне то обстоятельство, что самому актеру выбирать вряд ли когда удается: тут воля репертуара, режис-сера, и так далее и тому подобное, - но актеру, по крайней мере, возможно соглашаться или не соглашаться. Так вот в этом случае мне важно знать, чем я этой ролью - паче чаяния мне удастся ее сделать - помогу людям, помогу пусть одному-двум-трем...

Я и сейчас так живу. И мои коллеги, люди одного со мной возраста, думая о роли, всегда задавались и задаются вопросом: что я хочу? Почему я выхожу на сцену? Да, на этом строится и вся система Станиславского, но кроме чисто художнической, чисто творческой есть еще и система гражданственная. И по долгому своему опыту театральному я просто знаю: все эти три слагаемых художественность, творческая убедительность и гражданственная убежденность актера - не работают в отрыве одна от другой. И актеру (может, кому-то это покажется странным) проще, чем политическому трибуну, депутату там или сенатору, выразить свое гражданское пристрастие, заразить своей убежденностью. Я уже писал, как звучала роль Горлова в спектакле "Фронт" по пьесе Корнейчука в нашем театре в 1975 году...

Или вот пример "поближе" - полковник, которого я изображаю в кинофильме "Наш броне-поезд".

В обычной жизни мы встречаемся, разговариваем с такими полковниками, и они не скрыва-ют, как ждут реванша, как мечтают установить порядок - нет, не порядок точного выполнения Законов, не порядок ответственности перед Судом, равным для всех, а тот порядок, что держался колючей проволокой ГУЛАГа, расстрелами, изгнанием из страны. Но что я, обычный человек, могу против такого полковника? В лучшем случае поспорить с ним. Но ему-то этот спор, это частное мнение - все равно что с гуся вода. И даже напиши я в газету, в журнал свое мнение - это все читается наедине с самим собой.

Но актерски - вот он перед зрительным залом, а если в кино - перед многомиллионной аудиторией - вот он со всеми своими надеждами, со всей своей ущербной психологией садиста, мстительно ждущего своего часа. Смотрите, дорогие соотечественники: вот кто готовит вам свой порядок! Если вы, мои читатели, видели эту работу, помните, как в конце "мой" полковник говорит: "Мы еще понадобимся! Таких кадров, как мы, у них нет". Он говорит это со спокойной уверенностью...

Сегодня я думаю о Чечне... О том, кто отдавал приказ стрелять, бомбить, убивать молодень-ким солдатам-первогодкам, сыновьям российских матерей, не заботясь даже, как избежать лишних потерь.

Да, актерская профессия - странная профессия. Подозрительная профессия. Странная, мистическая и - замечательная...

Недаром артист до последних своих дней молод... Помню, подходит ко мне наша старая актриса, за семьдесят ей, и с упреком мне: "Михаил Александрович, вы не заботитесь о моем творческом росте. Вы, как художественный руководитель театра, обязаны..."

Да, мы все обязаны... И мы стараемся. Вот сейчас репетируем очень современно звучащую пьесу Максима Горького "Варвары". О варварстве. А уж более варварского времени, чем сейчас у нас, не придумать. Мы хотим рассказать, как губительна жестокость, как она уничтожает людей. Как она перемалывает души, калечит их изнутри, а не только в потасовках, в бойне. Мы рассказы-ваем, к чему это все приводит.

А другим своим спектаклем, который идет уже второй год, мы говорим о том, как очаровате-лен, как прелестен человек, если он незлобив, как актер Шмага, даже пьяница Шмага... Как спасает, как воскрешает к жизни и добру любовь, даже такого несчастного, как молодой актер Незнамов... Как благороден человек, несмотря на то, что богат и - меценатствует, не унижая бедных актеров... Вы догадались, что я говорю о нашем спектакле "Без вины виноватые", постав-ленным в малом зале, а попросту - в бывшем буфете режиссером Петром Фоменко. Этот спек-такль как бы утишает наши боли, заживляет наши раны, как бы заставляет сказать или подумать: "Вы посмотрите, какой прелестный мир. Как трогательны и очаровательны эти люди, бедные провинциальные актеры... Вообще - люди".

Алексей Баталов, посмотрев эту нашу работу, сказал: "Такой русский спектакль!" Что значит "русский"? Не национально русский - но в нем разлито очарование каких-то незримых, не выговариваемых черточек жизни - и бытовых, и нравственных, и профессиональных - прежней интеллигентной русской провинции, сосредоточенной в ее театральной среде. И немножко патри-архальности - в скромности, в актерском братстве, в понимании слабостей друга-товарища по сцене, велик он или обычен, в особой милости простоты и незатейливости быта и отношений, в гитаре, в романсах - они то и дело вспыхивают сами собой, просто так, среди смеха или, напро-тив, под влиянием грусти... И наши сегодняшние столичные большие актеры играют тех, давно отошедших, старых, провинциальных, так, что публика и плачет и смеется вместе с ними. С Юлией Борисовой и Людмилой Максаковой, с Юрием Яковлевым и Вячеславом Шалевичем, с Юрием Волынцевым и Аллой Казанской. Ей-богу, таких актеров, как наши, нет нигде.