Эдгар Уоллес: Тайна яхты 'Полианта'

Пенелопа ощущала, что ее держат под строгим надзором, и это начало ее тяготить...

В этот день Цинтия уехала за покупками в Лондон, а Пенелопа работала в своем кабинете. Неожиданно в комнату вошел Дорбан. Как всегда, он был безукоризненно одет.

- Бросайте эту ерунду, и поехали со мной удить рыбу, - предложил он.

Пенелопа заколебалась. Его поведение по отношению к ней всегда было безукоризненно корректным, и ей ни в чем было его упрекнуть. И все же она попыталась уклониться от предложения. Но Дорбан и слышать не хотел...

- Чепуха! Работа может подождать. У вас есть два года, чтобы привести в порядок эти отвратительные бумаги!

- Я не раз удивлялась, почему вы сами не занимаетесь всем этим, сказала Пенелопа, когда они спускались по каменным ступеням. - Ведь вы разбираетесь в этих бумагах гораздо лучше, чем я.

- Ненавижу всякую конторскую работу и возню с цифрами. Я создан для работы под открытым небом. Мое призвание - море! - ответил Дорбан.

- А мне казалось, что вы терпеть не можете моря.

- Я не люблю большие пароходы и длительные путешествия, - коротко бросил он и перевел разговор на другую тему.

Лодка скользила по зеркалу бухты. Пенелопа сидела на руле, а ее шеф, накинув плащ, возился с мощным мотором. Когда они отъехали достаточно далеко от берега, он заглушил двигатель и сел.

- Ну, и какого вы мнения об Англии?

- А разве вы не хотите заняться рыбной ловлей? - осведомилась Пенелопа.

Мистер Дорбан покачал головой.

- Я даже не захватил с собой удочек. Мне надоело это занятие. Садитесь поближе.

Пенелопа заколебалась. Она почувствовала, что может попасть в неприятную ситуацию, и начала сожалеть, что согласилась на эту поездку.

Мистер Дорбан наклонился вперед. У него в руках оказалась колода карт. Он машинально тасовал их. Уголки его рта опустились, в карих глазах появилась печаль. Эта перемена в поведении столь жизнерадостного человека была так разительна, что Пенелопа удивилась.

- Какого вы мнения о Цинтии? - неожиданно спросил мистер Дорбан.

- Вот странный вопрос, - улыбнулась Пенелопа.

- Не вижу ничего странного. Ладно. Давайте я покажу вам фокус. Перетасуйте карты.

Он подвинул ей колоду. Пенелопа послушно взяла в руки карты и перетасовала их.

- Цинтия - весьма холодная натура, - продолжал свою мысль ее собеседник. - Вам, должно быть, это бросилось в глаза. У нее достаточно властный характер, и с ней нелегко ужиться.

- Вот, я перетасовала, - перебила его Пенелопа.

Мистер Дорбан взял карты и в одно мгновение заново перетасовал колоду. Карты замелькали в его руках, а потом он стал элегантными движениями выкладывать их перед собой: туз, король, дама, валет, десятка, девятка и так далее, все карты одной масти и по порядку. Потом последовала другая масть, за ней - третья.

Пенелопа удивленно смотрела на появлявшиеся перед ней в строгом порядке карты. Ведь она тщательно перетасовала их. Эль Слико! Она снова вспомнила рассказы стюарда.

- Ну? - улыбнулся Дорбан.

- Как вы это делаете? - вырвалось у Пенелопы.

Все это было так интересно, что она даже забыла о своих подозрениях.

- Перетасуйте карты еще раз.

Пенелопа вторично перетасовала колоду, следя за тем, чтобы в ней не было подряд карт одной масти.

- В жизни не видела подобного карточного фокуса, - призналась она.

- Вас это забавляет? - равнодушно осведомился Дорбан и снова разложил перед собой упорядоченную колоду. - Но вы не высказали своего мнения о Цинтии.

- Я не хотела бы отвечать на этот вопрос. Скажу только, что она очень внимательна ко мне.

- Вы ошибаетесь, Цинтия никогда не была к кому-либо внимательной. Порой я хочу, чтобы ее не было вообще...

Дорбан произнес эти слова так спокойно, что Пенелопа не поверила своим ушам.

- Но, мистер Дорбан! - ужаснулась она.

Он улыбнулся.

- Вы решили, что я очень жестокий человек. Но это не так. Я просто не вижу возможности избавиться от Цинтии. Вы смотрите на меня и воображаете, что я хочу ее убить. Но это не так. Я просто констатирую факт. Я беседовал с ней на эту тему, но она отлично знает, что я не смогу развестись с ней, так как она не даст мне развода. Я не могу покинуть Цинтию по причинам, о которых пока не могу говорить. Я не могу плохо обращаться с ней, потому что не в моих привычках так обращаться с дамами. Я не могу даже объявить ее душевнобольной - она самый разумный человек из всех, которых я встречал на своем веку. Но моя душа тоскует по вниманию и любви, которых я никогда не находил в Цинтии. Она и понятия не имеет об этих чувствах...