Евгений Примаков: Очерки истории российской внешней разведки. Том 2

В сложных условиях тотальной жандармской слежки, в атмосфере всеобщей подозрительности и традиционного японского недоверия к иностранцам резидентуре в довольно короткие сроки удалось наладить работу и ввести советское руководство в курс тайных военных приготовлений Японии.

Уже в конце 20-х — начале 30-х годов (перед вступлением в Маньчжурию) японским Генеральным штабом был разработан стратегический план под кодовым названием «Оцу», предусматривавший развертывание армейской группировки на границе с СССР. С захватом Маньчжурии в сентябре 1931 года этот план был уточнен и детализирован. На территорию Северо-Восточного Китая с Японских островов были переброшены дополнительные воинские части, которые должны были использоваться для «нанесения удара по СССР». Из 30 дивизий, которые предполагалось дополнительно сформировать в Маньчжурии, 24 выделялись для ведения военных действий против СССР. Планом предусматривалось развертывание наступления в первые дни 1932 года. Наступательная операция разбивалась на две части: прорыв границы, продвижение на восток и удар на северо-запад, в район озера Байкал,

Некоторые документы, непосредственно касавшиеся планов войны с Советским Союзом, скоро оказались в Москве. Произошло это во многом благодаря агенту токийской резидентуры, проработавшему более 10 лет под псевдонимами: «Кротов», «Кот», «Костя»… О ценности этого источника говорит информация, которую он передавал: ежегодные мобилизационные планы военных округов, схемы передислокаций воинских подразделений в Японии, Корее и Маньчжурии, информация о настроениях и политических движениях в японской императорской армии, шифровальные таблицы и книги не только японской военной разведки, но и США, Китая, Германии, планы противовоздушной обороны Токио, данные о кадровых перестановках в японском военном руководстве, сведения о разработках новых видов оружия.

По понятным причинам настоящая фамилия источника и сейчас не может быть раскрыта.

Работая в спецслужбах Японии, «Кротов» благодаря своим связям имел доступ практически ко всей интересовавшей тогда советскую разведку информации. К тому же он имел возможность получения документов 3-го отделения Главного жандармского управления, где обрабатывались все сведения о Советском Союзе.

В рекомендациях Центра о работе с «Кротовым» говорилось следующее: «…о том, что он является основным агентом Вашей резидентуры, мы говорили во время Вашего пребывания здесь (речь идет об инструктаже, который получил резидент советской разведки Борис Гудзь накануне командировки в Токио). Использовать его в качестве наводчика для новых вербовок запрещаем. Следует нацеливать его на получение именно документальных материалов, т. к. они особенно ценны для нас… Конечно, следует учесть все трудности документальной работы и максимально облегчить К. эту работу путем назначения удобных для него явок, технических средств».

Явки для такого ценного источника действительно подбирались с учетом максимального обеспечения его безопасности. Встречи проводились в вечернее время в малолюдных местах — на пляже, в парках, а иной раз даже в таких заведениях, как общественный туалет, где передача материалов происходила через щель в стенке между кабинками. На случай непредвиденных обстоятельств для встречи с агентом достаточно было послать на его домашний адрес написанную им собственноручно почтовую открытку с приветом от некоего «господина Ямамото» или же можно было просто позвонить самому «Кротову» на работу по телефону и подозвать его. Несмотря на кажущуюся опасность такого звонка иностранца, говорившего по-японски с акцентом, особого недоумения и вопросов со стороны сослуживцев это не вызывало. Довоенный Токио являл собой достаточно пеструю этнографическую картину, в иностранной колонии японские спецслужбы имели немало агентов. Было также предусмотрено, что вместо резидента на встречу с «Кротовым» мог выйти кто-либо другой. В этом случае вещественным паролем для них служила половинка разорванного ненового кредитного билета (которая, кстати, до сих пор хранится в его личном деле).

Тем временем для работы источника сложились почти идеальные условия: при 3-м отделении Главного жандармского управления для обработки поступающих материалов была организована спецфс го-лаборатория, куда наш источник имел беспрепятственный доступ. Желания японцев как нельзя кстати совпали с планами советской разведки, стремившейся максимально обезопасить своего агента и наладить эффективную передачу информации, которую ему становилось все труднее (физически) носить на встречи и затем возвращать после пересъемки в резидентуре на место. Теперь процедура добычи материалов была поставлена на плановую основу — сначала «Кротов» снимал только оглавления документов, из которых потом выбирались самые интересные, с точки зрения разведки, получавшие наиболее детальное освещение. И конечно, для легендирования своего интереса к спецфотолаборатории агент по рекомендации резидента стал с увлечением осваивать фотодело и на «наградные» деньги приобрел фотоаппарат «Лейка», что, в свою очередь, еще более повысило оперативность и объем развединформации из Токио.