Евгений Антипов - Четверый

Но опричнина не была «антибоярским проектом»; в указе об учреждении нового института государственного регулирования царь четко дает понять, что измена — понятие внесословное.

И тут надо хотя бы вскользь обозначить антироссийскую активность — того же товарища Курбского, — неприличную даже для пострадавшего диссидента (кстати, польское слово). Вступив же в альянс с Сигизмундом, А. М. Курбский проявляет изобретательность и повышенную инициативу на грани назойливости: рекомендует не жалеть денег для раскачки хана, который в конечном счете выступает на Москву с шестидесятью тысячами крымских голов, а сам Курбский с литовско-польско-немецко-венгерской армией в 70 тысяч голов вступает в Рязанскую область. Все происходит на фоне подготовленного (но раскрытого) внутреннего вооруженного мятежа.

Четвертый объявляет референдум. Выехав из Москвы, присылает гонца. У гонца две грамоты: одна с обращением к митрополиту, другая — к народу. В первой царь описывает измены, мятежи и другие штучки бояр, четко давая понять, что с коллаборационистами кашу варить не станет, но если в данной ситуации власть олигархов кому-то кажется предпочтительнее, то царь готов передать свои полномочия. Из второй грамоты, зачитанной на площади, следовало, что к купечеству и простому люду у царя вопросов нет, но он должен знать, желает ли народ в экстремальной ситуации видеть его, помазанника, во главе государства. Потому что в условиях войны подчинение должно быть жестким, и подчинение не за страх, а за совесть.

Сначала народ притих, соображая, что от него требуется, а потом взорвался: только намекни, царь, да мы за тебя порвем всю эту мразь жирующую.

Но рвать никого не надо. Надо создать ополчение из преданных людей, эдакий полк специального назначения службы безопасности, в котором сословия не важны, важна неподкупность да способность в огонь и в воду. И хотя слово «опричнина» было в ходу еще до Четвертого — это, так сказать, форма национализации земли, форма пенсии для воинских вдов и сирот, — именно такое российское know how стало историческим клише и приобрело пугающе-отвратительный шлейф. Да, преданность и неподкупность всегда подозрительны, а проекты в интересах государства должны вызывать смутный страх.

Число опричников составило 570 человек.

Опричники выполняют не только функции госбезопасности, но и военные: впоследствии, когда число опричников возросло на порядок, именно полки опричников сыграли решающую роль в отражении нашествия Девлет Гирея в 1572 году; тогда русская армия в 60000 человек уничтожила крымско-турецкую в 120000.

После победы над Девлет Гиреем опричнина упразднена; проект действовал семь лет.

Среди бесчисленных жертв опричнины было и три сотни опричников — несмотря на обязательное монашество, все-таки и в их числе оказались искушаемые властными полномочиями, так сказать, оборотни в рясах.

А каково, кстати, число бесчисленных жертв? Ни один историк не называет более пяти тысяч. Летописи говорят о трех тысячах казненных: воры, душегубы (то есть убийцы) и клятвопреступники. Среди этих трех тысяч политических было всего несколько десятков человек — в основном, конечно, бояре, — которых до этого царь неоднократно прощал под крестоцеловальную клятву. Три тысячи за 37 лет царствования. В Англии за такой же срок во время царствования Генриха VIII было казнено 72000 «больших и малых воров». Только одна французская (Варфоломеевская) ночь в десять раз перекрывает все российские ужасы. За те же пять лет, окрашенных ужасами опричнины, в самой прогрессивной стране той эпохи — в Нидерландах — генеральным прокурором приговорено к смерти 18000 человек, включая пару графов. Все в том же XVI веке при подавлении крестьянского восстания в Венгрии было убито 50 тысяч, тело лидера — Дьёрдя Дожи — скормили сподвижникам. При подавлении крестьянского движения в Германии было убито более 100 тысяч.

Население же разоренной Чехии сократилось с 3 миллионов до 780 тысяч человек. Но воплощением кровавой эпохи становится русский царь. Даже в оценке Петровских реформ тема крови и колоссальных жертв застенчиво опускается. Воссев на трон, одним только эпизодом со стрельцами Петр выбирает почти половину (1200 человек) репрессивной статистики Четвертого. Образ же Петра вызывает симпатию и даже восхищение как в отечественных головах, так и в западных. Почему? Может, потому, что Петровские реформы, начиная с упразднения патриаршества, носили прозападный характер? Тогда и антизападный характер правления Четвертого объясняет многое.