Николай Устрялов - Проблема прогресса

Действительность капризна. Бывало, что "прогрессивными" оказывались тирании, "регрессивными" -- свободолюбивые демократии. Бывало и наоборот. Случалось, что во имя личности требовалось истребление личностей (войны за свободу) и во имя интересов общества -- разрушение исторических обществ (революции). Получается, что жизненный центр тяжести не в концах и началах, а в бесчисленных средних звеньях. Что же касается действительного и окончательного разрешения "последних" вопросов, то его приходится отодвигать "в бесконечность". Иначе говоря, проблема совершенного общественного строя на земле объективно неразрешима. Карлейль уподоблял попытки ее разрешить "теориям неправильных глаголов". Кант указывал на "радикальное зло", гнездящееся в мире явлений. Христианство констатирует изначальную поврежденность земных вещей: мир во зле лежит, и не может regnum hominis превратиться в Civitas Dei.

Если так, то не следует ли и всю тематику прогресса перестроить заново? Нет и не может быть линейного хода вперед, ведущего в рай земной. Прогресс -не прямая линия, да и не винтовая лестница. Для его символического изображения, очевидно, нужны какие-то другие, более взыскательные образы.6)

Прогресс и регресс переплетены в любом явлении. Метко говорят, что достоинства имеют свои пороки и пороки свои достоинства. Всякое ремесло требует не только своих "добродетелей" (Сократ), но и специфических пороков. Ремесло писателя вынуждает превращаться в злодеев и негодяев: в Шекспире была частица Яго, в Достоевском -- доля Федора Карамазова. Ремесло политика нередко запрещает быть добропорядочным: это показал еще Макиавелли.

Что может быть, казалось бы, "прогрессивнее" гения? Но, как известно, гению сплошь и рядом свойственны непреодолимые для него недостатки, ошибки, аберрации, своеобразно обусловливающие самую его гениальность. Своенравная случайность, благодатная импровизация природы, -- он есть воплощенное отрицание органических пропорций. Обычно присуща ему характерная односторонность, вне которой он не был бы гением: Гоголь обречен был на роль "духовного Гуинплэна", философ Толстой велик своей вдохновенной узостью, гипертрофированной совестью, бесстрашной слепотой морального максималиста, зачарованного отвлеченным совершенством; Леонардо не был бы гениален вне своей таинственной плененности злом, Наполеон вне своего сверхчеловеческого имморализма, Ленин вне фанатической своей одержимости социально-революционной идеей. Было нечто по своему резонное в теории Ломброзо, сближавшей гениальность с умственной поврежденностью, помешательством: если установить обязательные средние нормы умственного статуса, гений непременно их нарушит. Не случайно деятельность так называемых "героев истории" всегда чревата пестрыми результатами и производит сложное впечатление: сколько спорят, скажем, о значении петровского переворота для жизни России!

Прогресс в одной сфере часто уравновешивается связанным с ним регрессом в другой, и наоборот. Рост богатства нередко способствовал порче нравов: где сокровище ваше, там и сердце ваше. Рост знаний зачастую развивал разочарование в них, пресыщенность, подавленность ими: много знания -- много скорби. Перегруженность культурою вела неоднократно к истощению жизненных сил: утонченность малоустойчива. Рост рождаемости, -- популярный вестник здоровья соответствующей общественной среды, -- таит в себе одновременно весьма тревожные опасности; -- все чаще и громче аист выдается социологами за главного виновника современных бедствий человеческого рода.

Известно, далее, что эпохи политического застоя, реакции, угнетения личности бывали в то же время эпохами расцвета искусств, литературы, и, конечно, не случайно: духовные энергии, лишенные возможности воплощаться в деле и в действии, уходят в слово, в мысль, в литературный образ. Подъем -родной брат упадка. Одна ценность утверждается, обычно, на могиле другой. В зрелом возрасте мы обретаем жизненный расцвет, но зато утрачиваем блаженную свежесть детства; -- к старости зоркая опытность нас умудряет на обломках жизненных сил. История учит также, что прогрессивное развитие одной группы человечества протекает, по большей части, ценою регресса или даже распада другой его группы: вытесняют друг друга нации, классы, государства, поколения. Успехи интернационализма, внося в мир новые ценности, грозят смертью многим старым ценностям национальной культуры. Упрочение внешних связей между людьми сплошь и рядом понижает напряженность и глубину внутренней жизни личности в данном обществе. В наше время все чаще говорят о соотношении массы и элиты, о культурах квалитативных (древняя Эллада) и квантитативных (древний Египет, САСШ): интенсивность, глубина культуры плохо уживается с ее количественной усвояемостью, экстенсивностью, элементарной полезностью. Всеобщее обучение не увеличило количества гениев на земле, -- скорее, уменьшило его.