Сергей Плеханов - Император Николай II. Жизнь, Любовь, Бессмертие

В этот день император записал в своем дневнике: «Кругом измена, и трусость, и обман». Генералы, под командованием которых находились двенадцать миллионов солдат, пальцем не пошевелили ради спасения государя, на верность которому принесли присягу. Загадка? Нет, логический итог предшествовавшего развития событий.

Двухлетняя закулисная деятельность Прогрессивного блока в Думе, сколоченного из представителей разных партий, имела целью, как выяснилось, не только сплочение тыловой оппозиции. Возведенная политическая постройка имела еще один невидимый этаж, и он был гораздо обширнее видимых структур. Не только партии, земские общества, союзы промышленников и организации рабочих имели свои соты в подпольном лабиринте. Высшее командование армии также оказалось причастно к невидимой деятельности, кипевшей на этом этаже. Князь Г. Львов, возглавлявший гуманитарную помощь в тылу, и совмещавший ее с руководством всероссийской масонской ложей, оказался в неожиданно близких отношениях к генералу М. Алексееву, устроившему телеграфный референдум, и к генералам А. Брусилову и Н. Рузскому, отбарабанившим согласие на отречение…

По сообщению монархического журнала «Луч света», издававшегося русскими эмигрантами, генерала Рузского приметили в парижской ложе «Космос». Но такое свидетельство могут посчитать слишком пристрастным. Поэтому предоставим слово поэту, далекому и от политики вообще, и от консервативных политических деятелей в частности – Андрею Белому. В своих «Воспоминаниях об Александре Блоке» он ссылался на некую Минцлову, которая задолго до мировой войны стала объектом внимания масонов-мартинистов: «менялись, являлись откуда-то наблюдающие за нею «шпики», появлялись какие-то темные оккультические «татары», и появлялись: не одобрявшие ее деятельность мартинисты, расширившие-де влияние среди избранного петербургского общества и среди иерархов; мне помнится, как она сообщала, что будто бы она имела беседу с одним из великих князей, мартинистом, что будто бы этот последний поставил вопрос, как нам быть с нашей родиной и что делать с царем Николаем Вторым».

Кто был этот Великий князь – может быть, Николай Николаевич, отбивший 1 марта 1917 года телеграмму с Кавказа о согласии на отречение? Или то был другой член императорской фамилии – Дмитрий Павлович, соучастник убийства Распутина? Про него точно известно: был членом ложи. А, может быть, с Минцловой откровенничал Кирилл Владимирович, который в первые дни начавшейся смуты заявил интервьюеру «Биржевых ведомостей»: «даже я, как великий князь, разве я не испытывал гнет старого режима?.. Разве я скрыл перед народом свои глубокие верования, разве я пошел против народа? Вместе с любимым мною гвардейским экипажем я пошел в Государственную Думу, этот храм народный… смею думать, что с падением старого режима удастся, наконец, вздохнуть свободно в свободной России и мне… впереди я вижу лишь сияющие звезды народного счастья»…

И опять целый букет странных совпадений: с проектом манифеста об отречении прибыл во Псков масон Гучков, ставший через несколько дней военным министром Временного правительства. Арестовывать императора 9 марта явился в Царское Село другой «брат» С. Мстиславский (он был автором устава ложи «Великого Востока народов России») – этот действовал по мандату Петроградского Совета. Вот так «классовые враги» дружно гребли в одной лодке.

Макиавелли писал в своем «Государе» о политическом предвидении: «Здесь происходит то же самое, что с чахоткой: врачи говорят, что в начале эту болезнь трудно распознать, но легко излечить; если же она запущена, то ее легко распознать, но излечить трудно. Так же и в делах государства: если своевременно обнаружить зарождающийся недуг, что дано лишь мудрым правителям, то избавиться от него нетрудно, но если он запущен так, что всякому виден, то никакое снадобье уже не поможет».

Если бы тот недуг, что разъедал высшее сословие России, был замечен императором при его возникновении! Но это произошло задолго до появления на свет Николая II. Уже 25 декабря 1825 года на Сенатской площади Петербурга произошел масонский путч, едва не оборвавший историю династии. После этого император Николай I ввел обязательную для всех государственных служащих подписку о неучастии в тайных обществах. И все же бациллы затаились…

Но дело не только в заговорщиках. За несколько десятилетий произошли глубокие изменения в сознании той части русского общества, которая была обязана своим возникновением и своим благополучием династии, последовательно проводившей курс на модернизацию страны и тесно связанную с ней либерализацию. Выразительный портрет этого слоя набросал в своих мемуарах зять последнего русского императора великий князь Александр Михайлович (он был женат на сестре царя Ксении):