Сергей Плеханов - Император Николай II. Жизнь, Любовь, Бессмертие

В мае 1923 года Дэвид Ллойд-Джордж, незадолго перед тем оставивший пост премьер-министра Великобритании, выступил в Эдинбурге с речью, посвященной итогам Первой мировой войны: «Если бы какой-нибудь человек, отправившийся прекрасным июльским утром 1914 года в морское плавание и имевший несчастье потерпеть кораблекрушение у берегов необитаемого острова, вернулся в цивилизованный мир неделю тому назад, перемены, найденные им в Европе, могли бы внушить ему мысль, будто долгое одиночество довело его до умственного расстройства. Все окружающее показалось бы ему сном. Он помнил бы Германскую империю с ее августейшим главой, облеченным почти самодержавной властью, и с населением, стремящимся гигантскими шагами к процветанию и богатству, империю, обладавшую несравненной армией, чья поступь ужасала Европу; флотом, заставлявшим опасаться вторжения в Англию; и обширными владениями за морем. Теперь, вместо самоуверенной, могущественной и дерзкой империи, он увидел бы робкую, пугливую и вечно извиняющуюся республику, возглавляемую уважаемым, интеллигентным рабочим. Министры этой республики посылают дипломатические ноты с целью умилостивить Бельгию и получают их обратно, словно отсталый школьник, вынужденный переписывать свои жалкие упражнения по указке учителя; великая армия низведена до половинных размеров сербской армии; грозный флот покоится на дне моря; по берегам Рейна стоят на страже французкие, британские и бельгийские солдаты. Он увидел бы мастерские Круппа, занятые французами. Германия не сохранила ни одной из своих колоний.

Россию наш путешественник помнил бы как могущественную автократию, покоющуюся на суеверном убеждении крестьянства в святости царского помазания. Он увидел бы теперь революционную страну, управляемую вчерашними изгнанниками и отверженную всем миром за резкость своих коммунистических учений. Царизм, со своей позолоченной свитой осужден страшным приговором, и скипетр Петра Великого служит для проведения доктрин Карла Маркса».

Впечатляющая картина, изображенная Ллойд-Джорджем, рисовалась воображению проницательных политиков во многих столицах Европы уже задолго до роковых выстрелов в Сараево, унесших жизнь наследника австро-венгерского престола. Только одних эта картина ужасала, других, напротив, вдохновляла. Среди первых был П. Н. Дурново, член Государственного Совета, который был министром внутренних дел в самые тяжелые дни 1905–1906 годов. В феврале 1914 года он писал в докладной записке императору: «Война с Германией – безумие! В побежденной стране вспыхнет революция. За многолетнее дружное соседское сожительство двух народов (русского и германского) образовались столь многообразные мощные каналы и связи, соединяющие оба государства, что революция в стране побежденной обязательно передастся в страну-победительницу». А лидер правых в Государственной Думе Н. Е. Марков заявил за два месяца до начала войны: «Маленький союз с Германией лучше большой дружбы с Англией».

И все же, после 160 лет мирных отношений с Германией (участие России в Семилетней вой не середины XVIII века было единственным случаем вооруженного противостояния между странами) две империи влекла к роковому рубежу какая-то неодолимая сила.

Часто приходится слышать обвинения в адрес царя, что он пошел на поводу у союзников и ввязался в авантюру, не сулившую успеха, ставшую причиной крушения династии и распада империи. Но правомерно ли представлять себе исторический процесс, как поле деятельности могущественных персонажей, по своему произволу направляющих ход событий? На самом деле, любой правитель и сегодня и в прежние эпохи всегда стеснен в своих действиях тысячами нитей взаимовлияний, которые делают его подобием Гулливера, оплетенного путами лилипутов. К тому же, большая часть этих пут невидима и порвать их куда сложнее, чем те видимые взаимосвязи, из которых складывается ткань межгосударственных отношений.

Император Николай II был твердо убежден, что множество событий в мире, по видимости не связанных между собой, объединяет причастность к ним тайного общества, давно поставившего своей целью сокрушение христианского мира. Такое мнение было широко распространено в Европе в конце XIX века, его поддерживал и К. П. Победоносцев, долгие годы являвшийся чем-то вроде главного идеолога Российской империи (при всей приблизительности подобного уподобления).

Летом 1905 года, в условиях нараставшей смуты, император как-то сказал сопровождавшему его в поездке флигель-адьютанту князю Орлову, что главной движущей силой революции является масонство. Такого же мнения придерживался он и после своего свержения в феврале 1917 года.