Аркадий Ваксберг - Прокурор республики

Ленин оценил его по достоинству.

- Только давайте договоримся о деталях, чтобы не перепутать, кто кого убил. А то один товарищ, с которым мы тоже как-то охотились, раз приврал, что мы убили двухпудового орла. Двухпудового - ни больше ни меньше. Естественно, этого снайпера тут же спросили: "Уж не чугунного ли, с ворот какой-нибудь княжеской виллы?" - "Да что вы!" - от всего сердца возмутился коллега и очень выразительно посмотрел на меня. Из охотничьей солидарности я чуть было не стал лжесвидетелем...

Эти поездки с Лениным навсегда остались для Крыленко яркой страницей, к которой не раз и не два возвращала его память.

Несколько лет спустя пришлось Николаю Васильевичу заниматься делом об одной беззастенчивой волоките. Крестьянские ходоки добивались в московском учреждении запасных частей для трактора. С них взяли деньги, а частей не дали. И даже не потрудились сообщить, куда же делись деньги. Началась проверка. Подумать только: вся переписка лежала в папке с надписью: "Срочные дела".

Люди, допустившие это беззаконие, никому не хотели зла. И деньги они тоже не прикарманили. Нашлись деньги - целехоньки, рубль к рублю. Но легче ли от того делу, которому они навредили, людям, намаявшимся из-за чиновного их равнодушия?

Что же, простить волокиту? Пожурить бюрократов и оставить на прежних местах? Иные товарищи были склонны к такому решению. "Стоит ли пустяками загружать наши суды?" - был и такой довод.

А Крыленко вспомнил жаркий полдень, пыльную смоленскую дорогу, тряскую телегу и синий туман над едва пробудившимся озером... И жесткие, решительные слова Ильича: "Надо тащить волокиту на гласный суд!

Иначе эту болезнь мы не вылечим".

И потом, на обвинительной трибуне, вглядываясь в гудящий, как улей, зал, вспомнил Крыленко другие слова Ильича - слова, сказанные тогда же: "Меня позовите, я тоже приду: послушать да наматывать на ус".

Какая беда, что он уже не мог прийти и послушать!..

ПОБЕЖДАЕТ СИЛЬНЕЙШИЙ

Дел в эти дни у Крыленко невпроворот. А когда бывало иначе? Случалось ли хоть однажды, чтобы мог он почувствовать передышку? Отключиться? Заканчивался один процесс, начинался другой. Такова была обычная, повседневная жизнь прокурора республики.

Но не только в судебных залах проходила она. Ежедневно докладывали ему о самых важных делах, по которым велось следствие, о самых тяжких преступлениях, совершенных накануне, о злодеяниях далекого прошлого, раскрытых только сегодня.

Ни одно преступление не остается безнаказанным, рано или поздно наступает расплата - эта истина неизменно подтверждалась в кабинете прокурора.

Давно ли революционный трибунал, разбирая дело о заговоре послов, пригвоздил к позорному столбу шпиона Сиднея Рейли? Преступник/ удалось скрыться, и он был приговорен к расстрелу заочно.

Прошло семь лет. И вот глухой осенней ночью возле приграничной деревушки Ала-Кюль Рейли был схвачен чекистами.

Еще одна мрачная тайна раскрылась в эти дни: известная некогда Серебрякова, бывшая хозяйка модного салона, где конспиративно встречались революционеры, оказалась штатным агентом охранки, трудившимся в поте лица под кличкой "Туз". Теперь ее ждала скамья подсудимых: Крыленко подписал обвинительное заключение и дело направил в суд.

Убийства из-за угла, зверские расправы врагов с представителями власти, налеты, ограбления, поджоги...

Спекулянты, мошенники, воры втягивали в свои преступные махинации детей, потерявших родителей и близких, скитавшихся по необъятным просторам разоренной войной страны.

До всего должны были дойти руки прокурора республики: и добиться кары для виновных, и спасти случайно затянутых в преступную трясину, и помочь тому, кто нуждался в помощи.

Стране было нужно, чтобы он, Николай Крыленко, занимался тем, что было принято называть изнанкою жизни. И он занимался, понимая, что этим служит революции. Служит народу. Но именно потому, что изнанка жизни составляла прокурорские будни, так тянулся он ко всему, что было ее лицом.

Он был жизнелюб, и ничто человеческое ему не было чуждо. В часы, свободные от работы, он отправлялся в пешие походы, играл в волейбол, рыбачил, с наслаждением рылся в книжных развалах букинистов, слушал музыку, читал стихи. И еще - это стало и страстью, и важным общественным делом - он старался привить тысячам, десяткам тысяч людей любовь к шахматам.

"Шахматная лихорадка", охватившая осенью двадцать пятого года Москву и весь Союз, была делом его рук. Это он задумал и осуществил грандиозное, невиданное до сих пор в России спортивное мероприятиемеждународный шахматный турнир при участии всех "звезд" мирового класса, с которыми состязались на равных никому дотоле не известные молодые советские мастера.